— Приучайтесь работать не только головой, но и руками, — говорил он им. — Ваш дед был рыбак, он не мог дать мне образования, но приучил меня работать не покладая рук. И я стал капитаном. Дети должны знать и уметь больше, чем их родители, иначе жизнь остановится.
Руал не хуже учителя мог сейчас объяснить, для чего служит та или иная часть судна, и всё-таки с жадностью слушал объяснения. Каждое судно было для него увлекательной сказкой. Ведь на этих судах смелые люди ходят в далёкие океаны бить китов, моржей, тюленей, ловить рыбу. Они не боятся ни штормов, ни бурь, ни морозов.
— А где же матросы? — наивно спросил учителя белокурый Фалькенберг.
— Вот они, матросы. — И, указав на трёх мужчин, кативших по узким мосткам большую бочку, Нордаль спросил удивлённо. — Разве ты не видел матросов раньше?
Мальчуган слегка покраснел.
— Я впервые в Тонсберге, — пробормотал он.
Руал живо повернулся к Фалькенбергу:
— Ты думаешь, матросы это какие-то богатыри?
Мальчик, не отвечая, смотрел на матросов; на них были засаленные рубахи с открытыми воротами, кожаные брюки и высокие неуклюжие сапоги. Обветренные, обожжённые морозами лица... Красные, усталые глаза...
— Разве это матросы?.. — разочарованно протянул Фалькенберг.
— Ну, конечно, матросы.
— Откуда они пришли... такие?
Матросы в это время выкатили бочку на каменную набережную, установили её рядом с другими бочками под деревянным навесом и пошли назад, к мосткам.
— Что разгружаете? — спросил у них Нордаль.
— Китовый жир, — сказал матрос, прикоснувшись рукой к фуражке.
— Далеко были?
— На Шпицбергене, — вежливо ответил матрос и побежал по мосткам навстречу толстенькому человечку, медленно сходившему с судна.
— Слышал? — обратился учитель к Фалькенбергу. — Этот корабль охотился на китов у Шпицбергена. А вот и сам капитан.
Толстенький бритый человечек мало чем отличался от матросов. Только его куртка была, пожалуй, немного чище да на рукаве желтела узкая золотая ленточка.
— А я думал... — пробормотал мальчуган.
Учитель наклонился к нему:
— Что ты думал?
Но тут вмешался Руал:
— Он думал, что капитан высокого роста, силач, а матросы — богатыри.
Учитель и мальчики рассмеялись.
— Нет, мой друг, — ласково сказал Нордаль, — матросы и капитаны не похожи на древних викингов, каких ты встречал в книжках. Теперь ты видишь — это самые обыкновенные люди.
Руал взял Фалькенберга под руку. Он понимал его разочарование. Он и сам ещё недавно представлял себе матросов и капитанов людьми особенными. Но это было ещё до того, как он познакомился с ними на отцовской верфи.
Громко перекликаясь, школьники шли по набережной. Всюду была суета: по мосткам ползли тачки с кипами тюленьих шкур, с грохотом катились тяжёлые бочки, обитые железными обручами. Гавань была полна волнующими запахами. Пахло смолой, солёным морем. Множество чаек с пронзительным криком пролетало меж мачтами кораблей, над набережной, над водой, покрытой маслянистыми пятнами. С моря шли маленькие волны, и ветер тихо гудел в реях, будто звал куда-то вдаль, на простор.
Руал, задумавшись, шёл позади товарищей. Он то и дело останавливался у каждого корабля и будто прилипал к нему глазами.
С набережной пошли в город.
— Позвольте мне остаться в порту, — попросил Руал учителя. — Я хочу посмотреть, как здесь работают.
— И я, и я хочу остаться! — раздалось несколько голосов.
Учитель переглянулся со своим помощником:
— Вы, может быть, останетесь с ними, Кнутсен? Мы пойдём в музей, а к полудню встретимся в главной школе.
Школьники разделились. Большинство ушло с Нордалем, а несколько мальчиков с Кнутсеном осталось на набережной, где стоял пароходик, на котором они приехали из Христиании.
Теперь уже нечего было торопиться, и мальчики подолгу разглядывали каждое судно, которое их занимало и казалось необыкновенным.
После ухода учителя Руал стал объяснять товарищам, как управляют судами, как охотятся в далёких северных морях. Он заметно гордился своими знаниями, рассказывал оживлённо, с задором. Было видно, что море для него — родная стихия.
И Кнутсен, с удовольствием слушая мальчика, спросил невольно:
— Ты кем же будешь, Руал, когда кончишь школу?
Руал посмотрел прямо в лицо Кнутсену и ответил решительно:
— Я буду моряком.
«Ты будешь доктором»
Дверь в комнату тихо отворилась. Мать подняла от шитья голову: на пороге стоял Руал. Его глаза светились. Он радостно улыбался матери, но вдруг смутился, заметив в её глазах слёзы. Улыбка мгновенно погасла, лицо стало хмурым.
— Ты опять плакала, мама?
Мать склонила голову к шитью. Ей совсем не хотелось, чтобы сын видел её слёзы. Не поднимая глаз, она спросила глухим голосом:
— Проводил?
— Проводил, — ответил Руал. — Дождик накрапывает. Леон испугался, что испортит свою новую шляпу, и побежал... как заяц по огороду.
Руал хотел шуткой развеселить мать, но она ещё ниже склонилась к шитью, и мальчик услыхал приглушённый всхлип.
— Ну, мама, не плачь же! — сказал он. — Всё время слёзы да слёзы.
— Я не хочу плакать... Что ж! Раз так надо, пусть уходит. Все сыновья ушли скитаться по свету. Как они будут жить?