Рубедо

— Полагаю, Отто Вебера тоже взять по арест? — аккуратно заметил герр Шульц.

— Незамедлительно! И в случае необходимости стреляйте на поражение! Заодно усилить карантины! Прочесать госпитали! О финансовом обеспечении доложить мне публично! Зачинщиков бунта допросить!

— Сделаем, ваше высочество, — герр Шульц поклонился, опять показав блестящую лысину, и отвечал-то он не по-военному, а как-то вкрадчиво-мягко. И шаги у него были неслышными как у кота. И Генрих думал: если этот человек не выйдет на след Дьюлы, никто не сможет.

Он ждал, пока уйдет посетитель, разглядывая опаленные бинты: волнение всегда вызывало вспышки, а в последнее время они стали происходить все чаще, и об этом Генрих не говорил никому, даже Натаниэлю. Он знал, что может усмирить огонь, и тоска по морфию все еще нет-нет, да саднила под ребрами, но Генрих закрыл за собой ту дверь. И возвращаться не собирался.

Потянув за край бинта, Генрих совершенно размотал правую руку и усилием воли с трудом загасил последние пляшущие искры. Если ламмервайн поможет городу, то что поможет самому Генриху? И нужна ли теперь эта помощь? Он столько еще не сделал, чтобы осветить жизнь своим подданным! И столько еще не сказал семье!

Нагнувшись над разбитой вазой, Генрих поднял стилет: рукоять разломилась прямо по крылу, разделив мотылька на две неравные части — они окончательно распались в руках Генриха. И вместе с ними на забинтованную левую ладонь упало что-то еще.

Маленькая продолговатая гильза с отвинчивающейся крышкой — Генрих сразу различил слегка проржавевшую резьбу, и, обернув крышку бинтом, с усилием, но аккуратно открыл ее.

Внутри оказалось свернутая рулоном бумага.

И, развернув ее, Генрих тяжело опустился на кушетку. Потому что понял, что столько лет хранила Маргарита.

Наследие ее отца.

Тайна ложи «Рубедо».

И вот, что было написано там: