Рубедо

— Мною движет желание помочь ближнему своему, — сдержанно улыбнулась Марго, а про себя думала, что еще и тоска, пустившие ростки в конце августа и набирающая силы теперь. Наверное, из-за нее Марго никак не могла согреться, хотя давно носила столь нелюбимые ею душные шерстяные платья и шали и, проходя мимо зеркал, прятала лицо от собственного отражения — в нем она видела чужую женщину с осунувшимся лицом и мрачно поблескивающими, точно два агата, глазами.

— Вы похудели, фрау, — замечала Фрида, глядя на хозяйку с плохо скрываемым сочувствием. — Вам нужно больше кушать и принимать прописанные лекарства.

— Вздор! — отмахивалась Марго, на бегу глотая остывший кофе. — Что с корреспонденцией? Не пришел ли ответ из Питерсбурга?

— Только счета, — к ее досаде отвечала служанка. — А еще письмо от герра Вебера.

И, приседая в книксене, протягивала конверт. Марго скользила по прыгающим строчкам, проглатывая слова, как горькую микстуру, но думала о других, написанных второпях, без подписи и предисловий:

«Как мне обходиться без тебя?..»

И мысленно отвечала на них:

«Любить и ждать.»

Писать же ответ считала небезопасным, а потому молчала и снова с головой уходила в заботы, в изучение бумаг и долговых расписок, в пустые разговоры с пациентами — доктор Уэнрайт не препятствовал ее пребыванию в госпитале и даже поощрял его.

— Наверное, он думает, что из меня получилась бы хорошая сестра милосердия, — делилась мыслями Марго в те редкие вечера, когда Родион, отпраздновавший свое шестнадцатилетие, не занимался изучением анатомии или не помогал доктора Уэнрайту в его таинственных лабораториях, куда Марго — как и многим из персонала госпиталя, — вход был строго-настрого запрещен.

— Может, и так, — соглашался Родион и, подумав, загадочно добавлял: — А может, здесь единственное безопасное место во всем Авьене.

Но тут же замолкал, будто боялся выболтать некую тайну, связывающую его с ютландцем. Марго не настаивала. У нее тоже была тайна, в которую она пока не собиралась посвящать брата, но которая касалась непосредственно его: в конце октября Марго отправила запрос в Питерсбургский приют и теперь терпеливо ожидала ответа.

За ноябрем пришел декабрь, и Авьен вспыхнул предрождественской иллюминацией. Воздух пропах корицей и имбирем, в аристократические круги вернулась ежегодная мода на благотворительность, а в госпиталь Девы Марии явилась сама принцесса Равийская.

Марго, заболтавшаяся с Родионом, так и пропустила бы ее появление, если бы не услышала шум в приемном покое. Забегали фельдшеры, замельтешили белые косынки сиделок, и Марго вслед за всеми выбежала в холл.

Там, среди сваленных в кучу пестрых коробок и корзин с подвядшими цветами, металась ее высочество, бормоча что-то по-авьенски с чудовищным акцентом, ее лицо, спрятанное в тени широкополой шляпки, розовело пятнами. В изнеможении упав на ближайший пуфик, принцесса к удивлению Марго выругалась крепко, отчетливо и по-славийски, добавив:

— Помоги, Богородица! Авьен полон идиотами…

— Ваше высочество, позвольте! — протестующе отозвалась Марго из-за цветов, и принцесса по-гусиному вытянула шею.

— Кто сказал? Прошу вас, милочка, выйдите! Вы говорите по-славийски?

Она взмахнула батистовым платком, расплескав вокруг душный лавандовый запах.

— Я урожденная славийка, — ответила Марго, показываясь из-за вазона. К ней тотчас же приник фельдшер и, наклонившись к уху, быстро проговорил:

— Баронесса, не сочтите за беспокойство! Узнайте, что ее высочеству требуется. Как назло доктор Уэнрайт в отъезде, а мы никак не возьмем в толк…

— Доктор Уэнрайт в отъезде, — терпеливо повторила Марго на своем родном языке, приседая перед ее высочеством в книксене. — Если вам угодно…

— Ах, несчастье! — всплеснула руками принцесса. — Доктор Анрай не здесь? Так что же эти болваны не сказали?

— Они пытались, ваше высочество.

— Плохо пытались: я не поняли ни слова! — с досадой произнесла принцесса, протягивая руку. — Авьенский ужасно труден! Не удивлюсь, если эти идиоты втайне подсмеиваются надо мной!

— Никто не насмехается над вашим высочеством, — заметила Марго, мягко пожимая пальцы, унизанные кольцами, среди которых, к неудовольствию, заметила и обручальное. — Но, чтобы говорить на чужом языке, требуется определенная практика.

— Со мной никто не занимается, — пожаловалась принцесса. — Слуги молчат, фрейлины шепчутся за спиной, его величество вечно занят, а Коко в разъездах. — Вздохнув, она поправила шляпку и добавила: — Вижу, вы единственная достойная дама, которой я могу доверить важный документ. Как ваше имя, милочка?

— Баронесса Маргарита фон Штейгер, — сдержанно представилась Марго, про себя подумав, что в своем простом шерстяном платье и шали выглядит больше похожей на сиделку, нежели на баронессу, но принцесса просветлела лицом и ловко поднялась с пуфика: