Рубенс

Для того же самого герцога Рубенс пишет «Охоту на львов». Собственно говоря, это не столько охота, сколько битва. Удары клыков и когтей, разъяренные лягающиеся лошади, шпаги, стрелы и копья. Пейзаж ограничен отрезком горизонта. Увлеченный этим сюжетом, Рубенс будет часто его повторять. Тут есть где развернуться — продемонстрировать свою любовь к движению и внешним эффектам, свое знание анатомии и ракурсов. Конечно, Рубенс не забыл произведения, фрагменты которого он копировал в Италии, — «Битвы при Ангиари» великого Леонардо. Но разве кто-нибудь из предшественников Петера Пауля писал львов, волков и леопардов в столь трудных и неожиданных позах? Что до лошадей — он всегда ими восхищается. Он создал тип идеального коня — с узкой головой, широким крупом, нервными ногами, длинной развевающейся гривой, с хвостом, похожим на султан, с трепещущими ноздрями и огненным взглядом. Изображение коня он использовал в композициях своих портретов, охот, битв, религиозных сцен, он посвятил ему одно из самых лирических и, несмотря на воинственный сюжет, одно из наиболее гармонических своих произведений — «Битву греков с амазонками».

При случае Рубенс пишет также рыб, как, например, в «Чудесном улове», который он создал по заказу гильдии рыботорговцев для алтаря в церкви Богоматери в Мехельне. Это удивительно жизнеутверждающее произведение. Бронзовые, напрягшиеся от усилия тела рыбаков составляют мощный контраст со спокойной фигурой Христа.

Наряду с картинами на религиозные сюжеты — а Рубенс повторяет свои излюбленные мотивы и пишет новые: «Оплакивание Христа», «Христос и грешница», «Бегство в Египет», «Неверие Фомы», «Снятие со креста», «Поклонение волхвов», «Положение во гроб», «Христос на соломе», «Передача ключей св. Петру» — Рубенс все охотнее пишет произведения на сюжеты мифологические. Этот безотказный поставщик Контрреформации слишком проникнут духом язычества — в его картинах боги Олимпа по-братски соседствуют с героями Ветхого и Нового заветов. Это дает великолепную возможность, состязаясь с Тицианом и Корреджо, прославить наготу женского тела.

Обнаженному мужскому телу, смуглому и мускулистому, Рубенс противопоставляет сверкающую белизну дородных северянок. Итальянцы предпочитают золотистые тела, смягченные и искусно идеализированные формы. Рубенс тоже идеализирует их, но по-своему, и создает свой неповторимый тип женской красоты: довольно длинные ноги, выпуклый живот, тяжелые ягодицы, широкая спина и небольшие груди. Для того чтобы плоть казалась прозрачной, он моделирует объемы синеватым цветом, а теневые акцепты наносит чистым кармином! Женщина называется то Венерой, то Дианой, то Кибелой, она присутствует на вакханалиях, появляется рядом с пьяным Силеном. Иногда, как, например в «Похищении дочерей Левкиппа», Рубенс приближается к высшим достижениям декоративной живописи, добиваясь искусного равновесия формы и цвета. В этом гармоническом произведении нет и намека на драматизм — здесь красота мужчин и лошадей призвана лишь еще раз подчеркнуть лучезарную красоту двух обнаженных женских тел.

С тех пор как Рубенс вернулся в Антверпен, он написал множество портретов, и все они имели большой успех. В этом жанре он также перевернул все традиционные представления. Нидерландские художники всегда считались мастерами портретной живописи. В прошлом веке Мабюзе, Кей, Моро ^[127], Поурбюс создали в этом жанре произведения, поражающие мастерством и тонкостью психологической характеристики. Рубенс развил портретный жанр в чисто декоративном направлении. Портретная характеристика от этого несомненно теряет в своей глубине, но блеск исполнения искупает этот недостаток. Парадный портрет, существовал и до Рубенса, но он блистательно использовал его находки. Игра тканей и драгоценностей, брыжжей и воротничков, перьев и прочих аксессуаров позволяет художнику не слишком внимательно всматриваться в лицо модели, и не потому, что он им не интересуется, а потому, что оно превращается для него в одну из деталей. Даже когда Рубенс пишет автопортрет, он не считает нужным углубляться в изучение самого себя. Он дважды пишет себя без шляпы. Сначала в «Четырех философах», где он изобразил себя вместе с Юстом Липсием, Вовериусом и братом Филиппом; потом себя одного. Но так как он начал лысеть, отныне он всегда будет скрывать свой лоб под большой широкополой шляпой… Его интересует не столько индивидуальность, сколько человек вообще, человек, который как бы составляет единое целое с самой жизнью, с жизнью, которую и олицетворяет человек. Отсюда любовь Рубенса к путти, которая проявляется повсюду, в религиозных сценах в той же мере, что и в мифологических. Его путти населяют облака, появляются рядом со взрослыми, а иногда сами становятся главными в картине, как, например, в восхитительной «Гирлянде фруктов». Семь пухлых розовых ребятишек, несущих фрукты, — что может быть прелестнее? Гимн радости и надежды, это произведение человека, который противопоставляет всем возможным невзгодам и испытаниям непоколебимую веру в жизнь.