Рубеж

– Подождите… Не надо у него ничего спрашивать. Я буду спать здесь. На вашем матрасе. Если, конечно, позволите…

Нестеров лег на броне. Он подстелил под себя пухлый рулон маскировочной сети, лег на спину и долго смотрел на огромное звездное небо.

Вдруг рядом он услышал тихий голос сержанта Шарыгина:

– Товарищ лейтенант, вы не спите?

– Уже не сплю. Чего тебе, Шарыгин?

– Воблин вас вызывает. Срочно.

Глава 4

Начальник штаба сидел у костра и палкой разгребал светящиеся угли, прикрыв глаза ладонью. Взглянув на Нестерова, он скинул наброшенный на плечи бушлат, расстегнул верхнюю пуговицу кителя, оттянул ворот тельняшки и покрутил шеей.

– Садись, Нестеров, садись. В ногах правды нет.

Нестеров сел напротив, снял шапку. Воблин задумчиво барабанил по закопченной до черноты кружке пальцами.

– Чаю налить?.. А я уже третью кружку в себя вливаю. Пить до смерти хочется. Сушняк.

Он изо всех сил старался говорить непринужденно:

– Я вот по какому поводу вызвал тебя, Нестеров… Девчонка где наша?

– Спит.

– Где спит?

– В бэтээре.

– В твоем?

– В моем.

Воблин сдержанно улыбнулся и швырнул недокуренную сигарету в костер.

– Прекрасно!

Он снова взял в руки кружку, но тут же отставил ее.

– Почему не доложил об этом мне? Между прочим, я волнуюсь, не сплю. Пропала медсестра, никто не знает, где она. Хоть в штаб полка сообщай.

– Вы же сами определили ей место в моей машине. А на какое время – не уточнили.

Воблин долгим взглядом посмотрел на Нестерова.

– Ну, хорошо, – очень тихо и спокойно сказал Воблин, – давай говорить прямо. Думаешь, я не знаю, чем вы там занимаетесь? Водку пил?

– Пил.

– Почему прогнал Ашота?

– Я его не прогонял. Он ушел проверять посты.

Воблин вдруг вспылил:

– Слушай, лейтенант! Не надо мне лапшу на уши вешать! Не делай из меня дурака! Я не позволю тебе устраивать здесь блядство! Мы в боевой обстановке! От нас требуются дисциплина и порядок! Офицеры обязаны поддерживать высочайшую боеготовность, а не сюсюкаться с девушками! Ты вконец распустился! Полностью обнаглел! Молокосос! Я тебе покажу службу! Я, бля, еще не таких сосунков ломал… Я тебе, на фиг, покажу… Я… Я…

Он заходился от гнева. Вскочил на ноги, кружка со звоном покатилась по камням.

– Сюда ее! Сюда немедленно! – шипел он. – Я сам определю ей место для ночлега! Она будет спать, где я скажу! Потому что я здесь командую! Сопляк! Распустились, бля! Сюда немедленно!

Спотыкаясь, Нестеров шел в темноте к своему бронетранспортеру. Часовой, обходя командно-штабную машину, спросил для порядка:

– Кто идет?

Нестеров не ответил часовому, позвал сержанта:

– Шарыгин!

Тотчас сержант отозвался из темноты.

– Слушай меня, Шарыгин. – Нестеров тронул сержанта за плечо. – Я назначаю еще один пост – мой бэтээр. Поставь сюда часовым толкового бойца и объясни ему, чтобы к машине никого не подпускал! Ни-ко-го! Кто не послушается – стрелять вверх и вызывать караул по тревоге. Понял? А я буду в охранении.

– Ясно, товарищ лейтенант. Не беспокойтесь. Мышь не пролезет.

– Да хер с ней, с мышью! Главное, чтобы Воблин не пролез!

– Понял, не дурак.

– Спасибо, Шарыгин. С меня бакшиш тебе на дембель, – ответил Нестеров и пошел вдоль машин на верх сопки, которая перечеркивала звездное небо. …Нестеров хорошо запомнил тот пасмурный и унылый день, последний день их долгого и опасного пути. Он помнил холодное туманное утро после тяжелого разговора с начальником штаба и бессонной ночи в охранении и бледную, невеселую после сна Ирину с подпухшим лицом. Он смотрел на нее, когда она умывалась в ледяной воде реки, растирала полотенцем слабо порозовевшие щеки. Помнил, как там же, рядом с боевыми машинами, она осматривала заболевшего какой-то болезнью афганского мальчика, который ходил по снегу босиком и не чувствовал холода. Запомнилась ему и гнетущая дорога через разрушенный и безлюдный кишлак, томительное ожидание обстрела. Помнил Нестеров, с каким интересом они с Вартаняном ходили по территории сахарного завода, разглядывая молодых рабочих с оружием за плечами. Помнил грохот нашей техники на шумных улицах Талукана, вытянутого на несколько километров вдоль центральной магистрали, на которых пестрели рынки, обшарпанные кинотеатры, похожие друг на друга духаны. Остались в памяти сказочное зрелище горного озера, белоснежные пики и отвесные рыжие скалы, где одинокие выстрелы отзывались шипящим многоголосым эхом, и обед на «точке», размещенной в бывшем кемпинге, с номерами, вестибюлем, раздевалками у озера, и грустный рассказ о погибшем тут недавно офицере, который подорвался на душманской мине, и узкая темная расщелина между отвесными стенами, и необъяснимое спокойствие Ирины, ее искренний восторг от немых зловещих гор…

К шести часам вечера колонна, наконец, вернулась на базу. Ирина, простившись с Нестеровым и Вартаняном, перекинула бушлат через плечо и пошла в госпиталь. Воблин приказал Звягину пополнить боезапас, получить сухпаек из расчета на три дня, подготовить технику к выходу и ушел в центр боевого управления с докладом.

Вернулся он, когда уже стемнело.