Рубеж

— …И за это его низвергли в ад, — кивнул Денница. — Читал! Мог бы я сказать, Ирина, что было все не так, что напутали сочинители те. Но не скажу. Не знаю.

— Как? — поразилась она. — Не знаешь? Но ведь будущее…

— Его еще нет. А я — только твой сон. Может, я стану таким, а может… кто ведает? Прости. Я не буду больше смущать твой покой.

— Погоди! — заторопилась Ярина. — Погоди, Денница! Не уходи! Не уходи!

Поздно! Подернулся туманом зеленый лед, сизый сумрак задернул несомые звезды.

— Денница!..

Эна одна — наедине с чужим страшным миром. Тишина звенела, отдавалась болью в висках, но вот послышался голос — тоже знакомый, тоже памятный.

— Вызволи меня, Ярина Логиновна! Вызволи-и-и!

Л вдруг поняла панна сотникова, что держит она в руке ключ, а вот и замок пудовый…

— Вызволи!

— Яринка! Яринка!

Открыла глаза — засмеялась от радости. Хведир! Слава Богу, минул сон!..

— Вставай, гости у нас!

На этот раз не толпа собралась у замка — войско. Комонные в светлой броне с пиками да мечами, пехота в панцирях, а вот и катапульту с телеги сгружают.

В центре луга уже разбивали шатер — огромный, многоцветный. Рядом с ним и штандарт вкопали: на зеленом поле — корона серебряная.

— То быстро спохватились, Панове зацные, — хмыкнул Мыкола. — И трёх дней не минуло. Видать, порядок у них в войске знатный! В голосе лихого рубаки было немалое удивление — но и уважение тоже. Оценил!

— Серебряная корона — это вроде как полковничий знак, — сообщила Ярина, вспомнив беседу с упырем-Мацапурой. — Только полковники у них наследству чин получают.

— То хвеодализм, — Хведир важно поднял палец вверх. — Сиречь право ленное, за службу сугубо даваемое!

Девушка с опаской покосилась на пана бурсака. Опять! Сейчас про материи тонкие вспомнит да про блаженного Варсаву…

— Или пальнуть? — Мыкола выглянул из-за зубца, покачал головой. — жалко? Чего скажешь, Петро?

— Гы! — сообщил молчун, поглаживая гаковницу. От и я о том.

Между тем табор под стенами рос на глазах. Один за другим ставились шатры, воины, сняв панцири, бодро работали лопатами, копая ров и насыпая вал. Повозки расставляли, как и положено, — кругом.

Порядок ведают! — вновь одобрил Мыкола. — Да только без боя огненного долго им возиться придется… Ну и добре! А не позавтракать ли, они готовиться будут, а, Яринка?

Но позавтракать не пришлось. Из многоцветного шатра вышли трое — все в яркой броне. У одного — значок зеленый на пике, у другого — труба медная.

— Никак разговор будет? — предположил Хведир, свешиваясь вниз. — Вроде как сюда идут!

Пан бурсак не ошибся. И нескольких минут не прошло, как пропела труба — один раз, другой, третий…

Тут уже всем интересно стало. Чего скажут? На милость сдаваться предложат?

Так не на тех напали!

Трубач руку опустил, пан с зеленым значком вперед выступил.

— Господин Гоар, наместник Серебряного Венца, передает свой привет и наилучшие пожелания гарнизону крепости… фортеции Оход и поздравляет их с началом осады!

Все только рты раскрыли. Даже Ярина, больше иных в земле этой пожившая, и та вначале решила, что напутал невидимый толмач.

Или не напутал?

— Вроде как обычаи лыцарские, — предположил всезнайка-Хведир. — Читал я о таком в книжке одной. «Дон Кишот» называется.

— Ответь им, Яринка, — вздохнул Мыкола. — А то я того «Дон Кишота» и не осилил. На третьей странице заснул. Ответить? Ярина даже растерялась. Но что? А, все равно, лишь бы пышно звучало!

— Мыкола, пан зацный и моцный, роду шляхетного Енох-Валковских, фортеции Оход каштелян и всей округи хранитель и сберегатель, наместнику Гоару благодарность за поздравления передает и с тем же его гратулюет!

Потрудись, толмач невидимый!

Снизу молчали — видать, переваривали. Хведир не выдержал — фыркнул. Мыкола же явно доволен остался, панне сотниковой подмигнул. Мол, знатно сказала, Яринка!

— Гоар, наместник Серебряного Венца, спрашивает господина Еношу Валковского, называющего себя каштеляном… каштеляном… Не вынес толмач — сбился.

— …комендантом крепости Оход, примет ли он парламентера — благородного героя Рио?

— Кого-о?!!

Хором прозвучало. Даже молчун Петро не удержался.

Пока Хведир-Теодор веревочную лестницу искал (не открывать же ворота!), пока закреплял и вниз скидывал, Ярина только головой качала.

Ну, тесен мир!

Мыкола Еноха тоже головой мотал, да только не от удивления — от иного.

— Ах он, герой, рассукин сын! — не выдержал наконец он. — Да что же это деется, панове? Ведь отпустили мы его, поганца, пожалели! А он чего, гад этакий, удумал? С нами воевать? А ну, Петро, давай сюда гаковницу!

Втроем пришлось ту гаковницу из Мыколиных рук вырывать. Сильно осерчал горячий черкас. А как гаковницу отняли, плюнул, ушел, говорить не пожелал. Видать, крепко обидел его пан герой!

Ярина же обрадовалась отчего-то. Прав Мыкола, конечно. Не герой сума переметная тот пан Рио. А все-таки вместе за столом сидели, имеете под пулями у Калайденского леса лежали…

— Я… Я рад приветствовать… Здравствуйте, господа! Здравствуйте госпожа Ирина!

Неуверенно звучала речь пана героя. И не толмач был тому виной.

— Я понимаю, мое появление… поведение… образ действий…