Рубеж

Сале даже завидно стало: вот ведь радость у людей! И плевать им, что земле под ногами, небу над головой считанные дни, если не часы, жить осталось. Скажи им сейчас тот каторжник в терновом венце, который у веселого Стася на стене вверх ногами висел, что вот допляшут, дорадуются, и пожалуйте на последний суд, — в лицо ведь рассмеются…

«А ведь я когда-то тоже умела так. Забыть обо всем, и — головой в омут, когда есть только „здесь“ и „сейчас“, только ты и ом, когда сбывается небывалое, когда — вольному воля… Неужели это и впрямь была я?! Неужели это возможно снова? Хоть на миг! на малую чуточку!..»

«А ты как думала? — ответила та, что таилась внутри Куколки. — Или даже на краю бездны станешь лгать и притворяться?! Игры закончились, сестра. Время нарушать запреты. Время жить, жить и умирать. Но — самой собой! Поняла, глупая?!»

И Сале молча кивнула.

Кокон трещал по швам. Куколка стремительно превращалась в бабочку. Еще немного — и…

— Ярина! Яринка моя! Живая! — орал во всю глотку между тем счастливый Логин. — А я, старый дурень, уж думал — ты с боженькиного рая за нами явилась! Так это тебя нам за спасение душ христианских благодарить да славить надо?!

— Не ее, — голос Консула Юдки разом отрезвил всех. — В первую голову вот их двоих славьте. И не скупитесь, панове: им любая слава мала,..

Юдка бережно опустил Денницу на скамью, вытер пот с детского лба, и только тут до Сале Кеваль дошло, что черкасы попросту НЕ ВИДЯТ беспамятного мальчишку! Да и только ли его?

На этот раз она опередила Консула.

Тени вновь отшатнулись прочь — и всем явилось: распростерт на полу длинный, нескладный каф-Малах, Блудный Ангел, исчезник из Гонтова Яра. А рядом, на скамье — чудной мальчишка в ореоле из тумана сизого.

Отец и сын.

— Вот им, панове, в ножки кланяйтесь. Себя не пожалели, а вас, добродии, за шкирку выволокли!..

— Померли никак? — шепотом осведомился один из Черкасов, с головы до ног обвешанный взрывными зарядами.

«Бонбами» — вспомнила женщина нужное слово.

— Живы, Дмитро, живы… Но близко к краю прошлись, не сглазить бы! Пуп надорвали за ваше здоровьице. Гнить бы вам, панове, на Околице до скончания веков, аминь… Ну и мы с панной Яринкой подсобили самую малость.

«Самую!.. малость…» — гулко ударило эхом в стены. Пошло метаться по углам. И услышали люди в душах своих тайное шептанье: «Видел я сынов восхожденья, и мало их. Если их тысяча — я и сын мой из них. Если их сто — я и сын мой из них. Если двое их — это я и сын мой».

Услышали и ответное:

«Могу я избавить весь мир от суда с того дня, когда я был сотворен, до нынешнего. А если отец мой со мной — со дня, когда был сотворен мир, до нынешнего. А если будут товарищи наши с нами — от дня сотворения мира до конца времен…»

Первым молча поклонился, сняв косматую папаху, тот самый черкас, что «Померли?..» спрашивал. Следом и остальные стали кланяться. А сотник Логин стоял-стоял, да и ударил шапкой об пол.

Плюнул в сердцах:

— Дожил! За дочку душу продал, хлопцев растерял, будто лузгу жеваную, слово черкасское ногами топтал! — а теперь еще чортова семейка да жид-капосник с того света вытащили!

И захохотал Логин Загаржецкий, сотник валковский. Так захохотал, что частые слезы из глаз брызнули. Через минуту хохотали уже все — и черкасы, и Консул Юдка, и даже Сале не удержалась.

Один только чумак Гринь испуганно примостился на краешке скамьи. Сидел рядом с беспамятным братцем, вовсю таращился на творящееся в зале беспутство.

Не знал: радоваться? горевать ли?

— Так что ж мне теперь: тебя, Юдка, к себе в сотню есаулом брать? К Шмальку в друзяки?! А чортячий кагал — не иначе как в хорунжие?! — выдавил сквозь смех Логин. — То-то славное войско выйдет! Все турки кто со страху, кто со смеху передохнут!

— В есаулы! славно! — ухмыляясь в ответ, Консул то гордо подбоченивался, то закладывал большие пальцы за отвороты жупана. — У Мацапуры-Коложанского сотником надворным был; у тебя, пан Логин, есаулом стану! Сала наемся, горелки напьюся, с девкой налюблюся — и в народные комиссары!

— В кого? в кого, иродово племя?!

— Ну, в митрополиты! А что мне таки терять, кроме своих Пейсов?

— Владыко Юдка!

— Хо-хо-хо!

— А-ха-ха!

Наконец все отсмеялись. Только есаул Шмалько еще всхрюкивал, утирая слезу, — никак угомониться не мог.

Видать, жид в митрополичьей ризе мерещился. На коне, с девкой.

— Ладно, хлопцы, гоните табун на двор. Эй, донечка! — тут у вас другой стол найдется?

— Всенепременно! — вылез вперед довольно улыбающийся Теодор-Хведир.

— А горелка с доброй закусью?

— А як же! — в тон ему откликнулся Мыкола Енох.

— Ну то тащите, хлопцы, та давайте вечерять! — сотник взял себя в руки, разом став серьезным. — Расскажете, что тут у вас…