Рубеж веков

Глядя на разбросанные десятки тел, над которыми уже начинали виться жирные мухи, привлечённые густым запахом крови, у глав налётчиков появилась ещё одна мысль. По их приказу все убитые враги были обезглавлены, а головы были сложены в одну кучу. Первые телеги с налётчиками уже тронулись в путь, в сторону своего лагеря, как и Лемк кое-что вспомнил. Отлежавшись, он почувствовал себя лучше, он тоже решил добавить к той груде человеческих голов, которые должны были устрашить врагов и показать, что с пришедшими лучше не шутить. В той книге про Маврикия, которую ему подарили друзья, он прочитал, как их предки совершали ритуал водружения трофея на выигранном поле битвы, как благодарность высшим силам за дарованную победу. Чем у них не поле битвы? Чуть пошатываясь, он связал пару обломков пик в виде креста, размотал уже почти полностью окровавленный халат с руки, забрал из телеги пышную шапку того бея, которого он подстрелил, подобрал несколько сломанных сабель, почему-то не закинутых в телеги и превозмогая брезгливость и отвращение, добрался до центра отрубленных голов, где на вершине и приспособил конструкцию. На пики надел халат, на вершину шапку, обломанные сабли воткнул у подножия шеста, и таким образом получилось что-то вроде чучела, только немного жутковатое.

— Зачем? — только спросил Гедик у возвращающегося Лемка.

— Благодарность… На удачу… — только и смог выдать он, сам не понимая, что на него нашло. Ну посчитал он нужным так сделать, вот и всё.

Некоторые из греков, на удивление, только понимающе кивнули, как будто так всё и должно быть, в отличие от латинян, которые посматривая на это, крестились. Как будто это и не они рубили головы трупам и собирались резать пленных женщин.

Трясясь в телеге, он пытался для себя обосновать, зачем он так сделал. Богатую шапку, за которую можно было получить немало серебра, считай выкинул. Измазался сам весь в крови. Хотя и так весь в ней, в принципе, был. Показал себя каким-то сумасшедшим. По крайней мере, именно такие взгляды он на себе ловил. Но обдумывая всё, что произошло, Лемк уже, заскакивая наперёд, и в лагере не пожалел о своём поступке. Обдумывая эту мысль, он пришёл для себя к выводу, что ему важно было показать хотя бы в такой незначительной мере, что забытые традиции их рухнувшей империи ещё живы, что дух побед прошлого присутствует здесь, с ними. Ну а если враги увидят то, что осталось от убитых юрюков, и хоть у некоторых из них поселится в сердцах страх, то Лемк знал — он сделает подобное ещё раз. Старые враги его народа должны видеть — им ничего не сойдёт с рук. Он будет показывать всем, что связываться с армией императора себе дороже и лучше уйти у неё с дороги, покориться или умереть.

В целом путь обратно прошёл успешно. Уже у своего лагеря их попытались атаковать около сорока исмаилитских всадников, видно приняв их за какой-то обоз, везущий припасы армии. Но слитный залп из нескольких десятков ружей быстро охладил их пыл, и оставив пару тел своих товарищей на земле, они удалились на недосягаемое для аркебуз расстояние, откуда пускали редкие стрелу, не причинившие никакого вреда.

В лагере их встречали как героев. Пока вереница телег тянулась в сторону расположения их обоза, почти весь их осадный лагерь вышел посмотреть на это. К ним подходили, хлопали по плечам, если видели знакомых, расспрашивали о том, куда ходили, сколько врагов убили. Среди встречающих в стороне были видны даже офицеры, которые провожали взглядом забитые добром телеги.

Теодора, вместе с остальными, определили в лазарет, но так как у него были не самые тяжёлые раны, его оставили на очереди к лекарям в одну из последних очередей. Пока ждал, его навестили друзья, Месал с Евхитом предложили его быстро подлатать самому. На вопрос каким образом они собираются сделать, они принесли откуда-то комок паутины, отодрали корку запекшейся крови с ран, протёрли тряпкой, залепили паутиной раны и вновь замотали всё это. Когда, после долгого ожидания к нему всё же подошли, чтобы помочь с ранами, то лекарь пришёл к выводу, что тут уже он большего ничего сделать не может, а потому он пока остаётся у них под присмотром. Следующую неделю Лемк провел у них, смотря как прибывают новые страдающие, как умирают один за другим те, кто отправился с ним в налёт на лагерь юрюков. Вообще поправилась примерно половина из оставшихся у лекарей, а половина отправилась за пределы лагеря в своё новое вечное земляное жилище. Причем эта выздоровевшая часть была в основном из тех, кого навещали товарища, кормя и ухаживая за ними. Хотя, в общем, кормёжка в этом месте была неплохая — им давали даже мёд, еда была со специями, в день выдавали немного миндаля. Говорили, что это всё помогает быстрее излечивать раны. Ну а друзья приносили ему его долю из котла, где было немало мяса, так как добыча позволяла им питаться настолько сытно, насколько вообще могли позволить себе солдаты в полевых условиях: баранина, конина (которую латиняне вообще отказывались есть), сытные каши, грубый хлеб, разбавленное вино. В общем — отлично Лемк отдохнул!