Рубежи

Второй остров бугрист и совершенно гол. Его порядочно испахали снарядами и бомбами. Река, сжатая островами, бурлила. Иногда над нами проплывала «рама», самолет-разведчик. Медленно, осмотрительно. А когда из облаков вываливались наши «ястребки», она, зло огрызаясь пулеметным огнем, поворачивала и убиралась восвояси.

Западный берег постепенно повышался, образуя по всему горизонту высоту — увал. На нем укрепились фашисты. Оттуда хорошо просматривался и наш низменный берег, и река.

Левее островов на том берегу дымилась деревня. Дым полз черный, зловещий. Там трещали пулеметы и автоматы, били минометы. Артиллерия в бою не участвовала, могла накрыть своих — очень близко, нос к носу, столкнулись противники. Из пехотного батальона вплавь добирались связные, просили боеприпасы. Без них не выстоять. Но стоило появиться на реке завалящей лодчонке, как немецкие артиллеристы расшибали ее в щепки. Наша артиллерия в долгу не оставалась, но основные калибры были еще на подходе.

Понтоны собрали быстро, без затруднений. Они очень просты: надувные лодки, сверху доски — палубы. Уключины и весла. Моему отделению достались два трехтонных парома. Три тонны — это грузоподъемность. Загодя погрузили ящики с патронами и гранатами. Ждали сумерек. И лишь они загустели, Курнышев сказал:

— Ну, друзья, в путь! Вас там заждались!

Течение резко подхватило оба парома. Вырвались из протоки и навалились на весла. Не так-то просто оказалось совладать с течением: с великим трудом сумели преодолеть сопротивление воды. Теперь двигались поперек реки, медленно, но верно. Немцы и ночью постреливали, но неприцельно. Несколько снарядов глухо ухнуло в воду, два огненно всплеснулись на песчаном берегу.

Нас ждали. Еще не доплыли до берега, как из заранее отрытых окопов выскочили бойцы и бросились в воду, нам навстречу. Подхватили паром и дружно выволокли на берег. Лейтенант, их командир, обнял меня и сказал растроганно:

— Спасибо! Ой, какое спасибо! Выручили, славяне, да еще как — и сами не ведаете!

Солдаты хватали с парома ящики с боеприпасами и исчезали в темноте. Бегом, бегом, без лишних слов. Мигом опорожнили оба парома. Лейтенант спросил:

— Еще приплывете?

— Если успеем до рассвета.

— Поторопитесь!

— За нами идут другие паромы!

— Ну, тогда порядок в гвардейских частях! — Лейтенант повеселел и растворился в сумерках. На обратном пути нам повстречались три парома, которые вели ребята из нашей роты.

Утром на берегу стало многолюдно. Прибыли основные силы. Поступил приказ — переправу вести и днем. На девятитонный паром погрузили две пушки-«сорокапятки», лошадей, ящики со снарядами. С ними орудийная прислуга. Утяжеленный паром двигался по протоке медленно и, повинуясь дружным усилиям гребцов, стал натруженно преодолевать течение, держа курс на западный берег. Мы с замиранием сердца следили за ним: что-то будет?

Фашисты, видимо, обалдели от такого нахальства: средь бела дня осмелились выйти на реку, да еще на тихоходной колымаге, — и сначала не стреляли. Зато, когда паром достиг середины, они как взбеленились: всей своей артиллерией грянули по парому. Вмиг вокруг взбурунилась вода. Один снаряд угодил прямо в паром. Люди попрыгали в реку, раздалось пронзительное ржание смертельно раненной лошади. Пушки утонули. Еще одно попадание — и от парома ничего не осталось. В воде мелькали головы уцелевших бойцов, их сносило вниз по течению. Лошадь с белой гривой споро плыла к западному берегу.

С обидным опозданием заговорили наши пушки всех калибров. На увале западного берега встала черная стена разрывов. Появились штурмовики и принялись утюжить вражеские позиции. Штурмовики имели эрэсы, проще говоря, авиационный вариант «катюш». Впервые их работу мне пришлось наблюдать под Бобруйском. Переправа ожила. Немцы, конечно, постреливали, но как-то трусливо. И сразу притихали, как только вступали в дело наши пушкари.

Иногда на увал выкатывались самоходки и торопились пострелять по реке. Но в спешке не так-то просто поразить движущийся паром. Немедленно включалась наша артиллерия, и самоходки пятились за увал. Не каждой удавалось скрыться.

Рота работала день и ночь. От усталости весла валились из рук. Мозоли полопались, первое время сильно саднили, а потом превратились в тугие надавы, которые уже ничто не брало. Курнышев поочередно отправлял нас на часок-другой соснуть. Только разоспишься, как чувствуешь, что тебя настойчиво трясут за плечо — пора!

Был у нас неприметный боец Мальцев, родом из-под Красноярска. В роте он появился осенью сорок второго. Увалистый, неторопливый. А старшина любил, чтобы солдат крутился чертом. Мальцев же пока сапоги натянет, пока в строй встанет… Старшина кипит:

— Боец Мальцев, почему позднее всех встали в строй?

— Да вот у меня портянка, однако…

— Брось сказочки! Я тебе такую портянку дам!

— Извиняйте, товарищ старшина…

— Два наряда вне очереди!

— Есть два наряда вне очереди!