Рубежи свободы

И прорывающееся наружу желание всех — скорее восстановить завод, который был "самый большой в Европе". Мелькнувший в кадре лозунг на кумаче — "дадим СССР больше металла". Слышимый как фон голос по радио, новости с войны, Китай или Вьетнам, как империалисты хотят загнать в колониальное рабство тех, кто слаб. Кто-то из монтажников приходит устраиваться на работу — в военной форме с медалями, только что отслужил — а на следующий день уже трудится наравне со всеми.

Было предложение сделать "антигероя" Хаенко не просто лодырем и рвачом, но и бывшим полицаем, которого в конце разоблачат. Но будто бы сам Сталин сказал — это было бы слишком просто. А вот посмотрят фильм потомки лет через двадцать, и успокоятся, скажут, "у нас таких нет, у всех чистая анкета". И будет такой хаенко в реальной жизни себя советским человеком считать, поскольку "не был, не участвовал". Так что оставьте шпионов и предателей для детективов — а у нас, производственный роман.

Зато показали повышение жизненного уровня советских людей. Как Берестовы телевизор КВН покупают — и по вечерам к ним соседи приходят на просмотр. Как Пасечник Кате складной зонтик дарит, на следующий вечер после грозы в парке, "никогда в руках не держала — вот самый модный, носи". И конечно, культурно отдыхая вечером или в воскресенье, героини все в платьях и шляпках "от Лючии" (заодно и реклама "русско-итальянской моде").

Лючия после "Ивана-тюльпана" во вкус вошла — и иные товарищи с киностудии также были не против. Все ж думаю, что в "Высоте" ей по характеру больше подошло бы Катю сыграть, а не Машу? Но захотелось попробовать в более драматической роли. Однако:

— Аня, по роли выходит, я замужем за начальником стройки, и влюбляюсь в другого? Этого даже в книге не было!

Верно — по роману, Маша всего лишь сестра одного из бригады Токмакова, замуж ее уже в фильме выдали! И Пономаренко заметил — давай не будем разрушать советскую семью? Так что в нашей версии, героиня Лючии, это сестра кого-то, и студентка, судя по чертежам в ее комнате, по технической специальности. Александр Григорьевич Зархи был поначалу не в восторге от навязанной ему непрофессиональной исполнительницы, причем не на последнюю роль — но тут уже Пономаренко оказался непреклонен:

— Товарищ Смоленцева хочет помочь нашему делу? Пусть попробует — если у нее выйдет стать хорошей актрисой!

Ну а я… это вышло полной авантюрой! Первоначально в сюжете был задуман новый персонаж, инструктор Партии, приехавший из Москвы, для помощи и контроля. Как высший и справедливый судия, ибо Партия у нас ошибаться не может! Но товарищ, назначенный на эту роль, играл даже не плакат, а ходячую карикатуру! Ну где вы таких инструкторов видели — не так они себя ведут, не так говорят.

— Анна Петровна, а может вы попробуете? А отчего собственно, это должен быть мужчина?

Предложил Зархи. И Пономаренко, совершенно неожиданно, поддержал:

— А в самом деле, Аня! Вы мне жаловались, что некоторые несознательные товарищи вас не принимают всерьез — и "да что баба понимает", и из-за вашего вида. Но тогда это будет полезно, показать всей стране, что у нас бывают и такие Инструкторы! И представьте себе, выглядят вовсе не как "товарищ брекс", или как ее там?

Когда Пантелеймону Кондратьевичу пришла в голову идея — переубедить его ну очень трудно! Если он уже взвесил и разбивает все твои аргументы.

— Секретность? Так простите, Аня, работа нелегалом вам точно не светит! Если вашу личность знали даже американцы, еще в сорок пятом. К тому же ваша должность Инструктора ЦК, это вовсе не секрет, в отличие от кое-чего другого. Попробуйте — тем более, согласно сценарию, играть вам надо будет саму себя.

Попробовала. И знаете, получилось! Не изрекать с важным видом высшие истины, как товарищ до меня пытался — а как у классика, без нужды не вмешиваться, лишь доброе поддержать, а плохого не дозволять. И после, на себя на экране взглянуть, потомки бы такое "тренингом руководителя" назвали (слышала от своего Адмирала), неужели Пономаренко и это предвидел? В охрану нам дали Вальку Кунцевича (оказавшегося вдруг "невыездным"). И еще с десяток ребят — но Валентин "Скунс", с грозным удостоверением "опричника", был старшим.

— Надеюсь, от него вы убегать не будете? — сказал Пономаренко — а то в Ленинграде до сих пор ваши похождения помнят.

Знали бы мы с Лючией, чем это закончится!