Рубежи свободы

Вы хотите сказать, что Соединенные Штаты не могут защитить своего гражданина? Что значит «к сожалению, Италия – это не Никарагуа». Для чего тогда я плачу налоги в американскую казну? Если, по-вашему, невозможно послать в ту мерзкую деревушку морскую пехоту, чтобы там с этим отребьем поступили как Достлер когда-то – то официальный протест вы заявить можете? И потребовать от макаронников компенсации!

Уже заявили? Отлично! Тогда не затруднит ли вас передать мои материалы в Штаты? То, что я успел придумать, лежа на больничной койке, и теперь по-быстрому записать. Чтобы завтра в газетах появилась правда о «святости» этой Лючии. Что значит просмотрели уже и на ваш взгляд это чересчур – а пусть попробует опровергнуть!

Ты, итальянская дрянь, еще узнаешь, что такое американский журналист! Особенно когда его взять за больное место. О твоей «праведной и моральной» жизни прочтя – самые последние шлюхи будут брезгливо плеваться. Ну а я, своей фантазией, еще и заработаю себе на новый «кадиллак»!

Лючия Смоленцева

Я в бешенстве отбросила газеты. Мерзкая тварь! Он ведь в Италии еще? Отлично – тогда я его убью, но прежде засуну ему в глотку его гнусный пасквиль и заставлю сожрать. И думаю, что ни один итальянский суд меня не осудит за это!

– А мне нравится, – сказал Юрий, – выходит, я одновременно женат на Лукренции Борджиа, Екатерине Медичи, каких-то древнеримских злодейках, а также Миледи Дюма во плоти и воскресшей Мата Хари – с кем еще этот щелкопер тебя сравнил? Галчонок, тебе никто не говорил, что ты очень красива в праведном гневе? Жалко, что тут фотографов нет.

– Ты это всерьез?! Страсть к убийству с утонченным садизмом – ладно, тут месье (или уже мистер) Фаньер близок к истине, окажись он сейчас передо мной! Но приписывать мне столь непристойные вещи, о которых порядочная синьорина и знать-то не должна – или я еще не вполне владею английским и что-то не так поняла? И он пишет, я этим занималась со всем личным составом гарибальдийских бригад, советских «песцов», базы в Тобруке, экипажем миноносца «Турбине», а также в Москве лично с товарищем Сталиным и товарищем Берией! И в комментарии к фото, где я обнимаю своего отца на аэродроме – мерзкие намеки, что я испытываю к нему не только дочерние чувства?! У нас в деревне за малую долю подобной лжи о приличной синьорине – ее отец, брат, жених имеют право убить клеветника!

– Чему тебя Анна учила? – покачал головой мой рыцарь. – Бегать, стрелять, прыгать с парашютом и прочее – это, конечно, хорошо, но мало. А мозги включать, в холодном режиме? В отличие от Фаньера – ну написал он откровенный бред…

– А ты в этом сомневаешься? У меня никогда не было ни единого мужчины, кроме тебя! О святая Лукренция, в этом я могу поклясться и перед Господом, и перед портретом товарища Сталина. Если нет пока в коммунизме икон. Или Ленин тут больше подойдет – он вроде как канонизирован?

– Сядь! – приказал мне мой муж. – И вспомни курс Академии, предмет «Пропаганда», о распространении слухов. И скажи, умно ли поступил Фаньер, разом вписав в причастные столько народу? Если и гарибальдийцы, и экипаж миноносца, и персонал авиабазы, кто там еще названы, и что все они поголовно – а в реальности все они знают, что это ложь. А в Италии у каждого куча родни, друзей и знакомых. Сколько народу того же Фаньера у лечебницы караулили – узнали, приехали, без всякого оповещения в газетах! А теперь подумай, сколько людей будет абсолютно убеждено в твоей невиновности и самым активным образом убеждать в этом остальных! И кто поверит Фаньеру, особенно после его обрезания, над чем вся Италия уже посмеялась? Что бы ты в Академии сказала, если бы кто-то такую курсовую работу предложил, как Фаньер сделал? Двойка с минусом – и то с натяжкой.

– А кроме Италии? Даже в Советском Союзе? И в других странах?

– И сколько народу в СССР читают американские газеты? А до прочих – прости, Галчонок, но тебе разве не все равно, что о тебе будут думать в Нью-Йорке, Лондоне или Париже? Поверь, что хорошими мы для этой публики не будем никогда. Так что – пускай клевещут! – Тут мой муж плотоядно усмехнулся. – А уж каким местом Фаньер думал, задев лично товарища Сталина, это я отказываюсь понимать. Поскольку Иосиф Виссарионович таких шуток не воспримает совершенно.

И снова стал серьезным.