Рубежник

Не так я представлял себе начало службы в Войске Рубежа, не так. После тренировок, устроенных Ромаром, после посещения форта третьей линии я был готов увидеть вооружённую до зубов крепость, форпост в глубине враждебной территории, ежечасно, если не ежеминутно подвергающийся атакам тварей. И боевое братство отчаянных солдат и офицеров, ценой порой собственной жизни, а порой – человечности останавливающих эти атаки. На деле же мне за прошедшие полтора суток пришлось сразиться только с попутавшими берега бывшими наёмниками, а первый за всё время сигнал тревоги я услышал только сейчас, на утро третьего дня службы на заставе. А к “тяготам и лишениям воинской службы”, которые Устав рекомендовал стойко сносить, пока можно было отнести лишь отсутствие горячего питания – на завтрак, как и вчера, Филин всем раздал армейский сухпай.

– Сиди спокойно, доснедай, Огонёк, – доброжелательно посоветовал мне старшой. – То сигнал “внимание за стены”, он только часовых да дежурных касается. А появится до нас какая необходимость – так придут да позовут, не переломятся.

Вот в этом был весь Филин: никакой инициативы и телодвижений, пока не будет прямого приказа. А если тот будет хоть в малейшей степени невнятно высказан – обязательно переиначит в свою пользу. Вчера после обеда “бесхозный” десяток без десятника попытался мобилизовать под свои нужды сержант из соседней казармы. Что ему там потребовалось, я не вникал, кажется, банально помочь таскать что-то между внутренними складами заставы. В итоге получасового “погодь, мил человек, да объясни толком”, младший командир в сердцах плюнул под ноги старшому и, напоследок пригрозив Фомозой, удалился ни с чем. Что характерно, ни лейта, ни комзаставы я так и не увидел.

Исключение с инициативами для лидера деревенских было только одно: если дело касается его интересов или его людей. В кои, кажется, меня всё-таки записали. “Стоило” мне это обстоятельного рассказа о себе первым вечером после назначения (на кого я охотился, и как завалил монстра, если кто не понял) и интенсивной врачебной практики со следующего утра. Интенсивной, впрочем, не столько из-за проблем со здоровьем – на мужиках из десятка можно было в прямом смысле пахать, – а потому что каждый подошёл ко мне со своими “жалобками”.

Собственно, какую-то помощь мне пришлось оказать только самому Филину и мужику по имени Полёва: первый расплачивался за последствия не самой лёгкой жизни, с которыми даже его могучий организм без посторонней помощи уже не справлялся, а второй страдал чем-то вроде экземы. Пришлось постараться – убирать повреждения, которые организм нанёс сам себе, куда сложнее, чем лечить острые болезни. Зато потом ко мне едва ли не вереницей выстроились все остальные стрелки, и тон обращений ощутимо потеплел. Больше не лечение получилось, а продолжение вчерашнего разговора, только уже с упором на мои медицинские возможности…

– А чего, интересно, в дудку дудят? – среди лучников непомерным любопытством отличался второй разведчик, Жало. Это, кстати, было сокращение от полного имени “Жалейник”, с намёком, что ему кое-что пониже спины спокойно сидеть не даёт. – Коли нехороший какой зверь к стенам выйти должон, так сначала наши дудеть стали бы с вышки, а не лейтенант.

– Тоже мне, нашел загадку, – не упустил возможности влезть Баюн. – Караван позавчера пришёл, ну? Сегодня уходят, стало быть. А солдаты, значит, со стен будут смотреть, и подмогут, если какая хитрая тварина поблизости притаилась…

Видимо, на моём лице что-то такое отразилось, потому что Филин внезапно предложил:

– Ты попрощаться с караванщиками хотел, Огонёк? Добре, но не до тебя им сейчас, самый муторный момент – после постоя хорошо выйти. А ежли на сердце неспокойно, ты лучше с верхотуры за ними присмотри, вместе с дозорной двойкой: лишние глаза в таком деле ещё никому не вредили.

Ага. Кажется, меня только что назначили третьим наблюдателем, так сказать учеником к сложившейся двойке. Доверили, так сказать. Прогресс.

Казарма вольных лучников недаром располагалась под самой вышкой: именно бородачи там и дежурили. И объяснялся этот факт просто: мужики феноменально видели в темноте! Мне в итоге отдали масляную лампу, в пользование, потому что другим она толком была и не нужна, а гореть по Уставу должна была всё тёмное время суток. В светлое время деревенские тоже на зрение не жаловались, а их монструозные луки, судя по тому, что я видел на тренировках, способны были с вышки закидывать длинные тяжёлые стрелы за дальний угол периметра укрепления. Ну хоть тут у меня было чем соответствовать.