Руби

В плетеной корзине бабушка несла полдюжины маленьких изваяний Девы Марии, бутылку святой воды и набор трав и снадобий. Молитвы и заклинания она помнила наизусть.

– Grandmere, – начала я. Мне нужно было услышать звук собственного голоса. – Qu'est-ce…

– По-английски, – быстро поправила она. – Говори только по-английски. – Бабушка всегда настаивала, чтобы мы говорили на этом языке, особенно вне дома, несмотря на то что родным языком кайенов был французский.

– В один прекрасный день ты покинешь эту речную протоку, – предсказывала она, – и будешь жить в обществе, которое, возможно, будет презирать наш кайенский язык и наши привычки.

– Почему же я уеду с протоки, бабушка? – спросила я. – И зачем мне жить среди людей, которые смотрят на нас свысока?

– Просто так будет, – как всегда загадочно ответила она. – Просто ты уедешь.

– Grandmere, – снова начала я. – Но почему все-таки дух будет посещать Родригесов? Что они такого сделали?

– Ничего не сделали. Просто младенец родился мертвым. Дух появился в теле младенца, но он не был крещен и ему некуда направиться, он будет держаться при них и принесет семье несчастье.

Я оглянулась. Ночь как свинцовый занавес падала позади нас и толкала вперед. Когда мы повернули, я обрадовалась, увидев освещенные окна Бутов, наших ближайших соседей. Этот свет помог мне притвориться, что все в порядке.

– Тебе часто приходилось делать это, Grandmere? – Я знала, что бабушку приглашали совершать многие ритуалы, начиная с благословения дома и заканчивая зазыванием удачи при ловле шримса[7] и устриц. Матери юных новобрачных, оказавшихся бесплодными, приглашали ее сделать все возможное, чтобы дочери могли зачать. В большинстве случаев после бабушкиной ворожбы их недуг излечивался. Я знала все это, но до сегодняшней ночи никогда не слышала о couchemal.

– К несчастью, много раз, – ответила бабушка. – Столько же, сколько и знахаркам до меня, когда наш народ еще жил в старой стране.

– И тебе всегда удавалось прогнать злого духа?

– Всегда, – ответила она таким уверенным голосом, что я наконец почувствовала себя в безопасности.

Мы с бабушкой Катрин жили одни в небольшом домике на сваях, напоминающих зубочистки, домик был покрыт жестяной крышей и обнесен широкой, заглубленной галереей. Наш городок Хума, штат Луизиана, принадлежит к округу Тербон. Люди говорили, что округ находится всего в двух часах езды на автомобиле от Нового Орлеана, но я не знала, так ли это, потому что никогда не была в Новом Орлеане. Я никогда не покидала нашу протоку.

Дедушка Джек сам построил наш дом много лет тому назад, когда они с бабушкой только поженились. Как и большинство кайенских домов, наш был установлен на сваях, чтобы уберечь нас от ползающих тварей и хоть как-то защитить от наводнений и сырости. Стены дома были сделаны из древесины кипариса, а крыша – из гофрированного металла. Когда шел дождь, капли стучали по дому, как по барабану. Редких гостей, останавливающихся у нас, это беспокоило, но мы привыкли в барабанному бою, так же как и к крикам болотных ястребов.

– А куда отправится дух, когда мы его прогоним? – спросила я.

– Обратно в лимб,[8] откуда уже не сможет причинить праведным людям никакого вреда, – ответила бабушка.

Мы, кайены, потомки жителей Аркадии,[9] вытесненных из Канады в середине восемнадцатого века, веровали в духовное начало, объединяющее католицизм и дохристианский фольклор. Мы посещали церковь и молились святым, например святому Медаду, но мы также твердо держались наших суеверий и вековых традиций. Некоторые, как дедушка Джек, например, больше придерживались последних. Мой дед активно участвовал в попытках отвратить злую судьбу, и у него имелся набор талисманов, таких, как зубы аллигатора или высушенные оленьи уши, которые следовало носить на шее и иногда на поясе. Бабушка говорила, что никто на протоке не нуждался в них так сильно, как сам дед.

Грунтовая дорога простиралась вдаль, делала поворот, и вскоре перед нами начал вырисовываться дом Родригесов, построенный из кипарисовых бревен, выцветших до серовато-белого цвета патины. Мы услышали доносившиеся из него причитания и увидели на передней галерее мистера Родригеса, держащего на руках четырехлетнего брата Терезы. Мужчина сидел в дубовой качалке и всматривался в ночь, будто видел во тьме злого духа. Это усилило мой озноб, но я, как и бабушка Катрин, лишь ускорила шаги. Как только Родригес увидел нас, выражение печали и страха на его лице сменилось надеждой. Было приятно видеть, каким уважением пользовалась моя Grandmere.

– Спасибо, что вы так быстро пришли, миссис Ландри. – Мужчина поспешно поднялся с качалки. – Тереза, – крикнул он, и девушка появилась на галерее, чтобы забрать своего маленького брата. Мужчина открыл дверь перед бабушкой, а я, отставив фонарь, последовала за ними внутрь дома.