Руби

– Пока что мой отец – единственный человек, кто купил картину, не так ли? – ехидно заметила Жизель.

– Нет. Кто-то еще раньше купил одну. Именно так я раздобыла деньги на автобус в Новый Орлеан, – ответила я. Жизель, казалось, была недовольна и, когда Бо взглянул на нее, вновь надела очки и опустилась на шезлонг.

– Где картина, которую купил ваш отец? – спросил Бо. – Мне бы хотелось посмотреть на нее.

– Она в его кабинете.

– Все еще на полу, – вставила Жизель. – Возможно, он оставит ее там еще на долгие месяцы.

– Все же мне бы хотелось взглянуть на нее.

– Тогда иди и посмотри, – заявила Жизель. – На ней всего лишь изображена птица.

– Цапля, – уточнила я. – На болоте.

– Я несколько раз был на протоке, на рыбалке. Там может быть очень красиво, – сказал Бо.

– Болото, фу, – фыркнула Жизель.

– Там очень красиво, особенно весной и осенью.

– Аллигаторы, змеи и москиты, не говоря о жидкой грязи везде и на всем. Очень красиво, – изрекла Жизель.

– Не обращай на нее внимания. Ей даже не нравится плавать на моей парусной лодке по озеру Понтчартрейн, потому что вода может забрызгать и испортить прическу, и она отказывается ходить на пляж, потому что не переносит, когда песок попадает в купальник и в волосы.

– Ну и что? Почему я должна терпеть все это, когда могу плавать здесь, в чистом, профильтрованном бассейне? – возмутилась Жизель.

– Разве тебе не нравится посещать новые места и видеть новые вещи? – спросила я.

– Нет, если ей не удастся прикрепить себе на спину туалетный столик, – сказал Бо. Жизель быстро выпрямилась в шезлонге, как будто у нее в спине была пружина.

– О конечно, Бо Андрис, ты вдруг стал большим любителем природы, рыбаком, яхтсменом и туристом. Ты все это не любишь почти так же, как и я, но ты просто устраиваешь спектакль перед моей сестрой, – нападала она. Бо сделался малиновым.

– Но я действительно люблю ходить под парусом и рыбачить, – запротестовал он.

– И часто ты этим занимаешься? Самое большее – дважды в год?

– Это зависит от обстоятельств.

– От расписания твоих светских занятий, от часов приема твоего парикмахера, – резко сказала Жизель. Во время этого обмена репликами мои глаза метались от одного к другому. Жизель была охвачена таким сильным гневом, что было трудно поверить, что она считала Бо своим молодым человеком.

– Ты знаешь, ему подстригает волосы женщина, прямо у него на дому, – продолжала Жизель. Малиновый цвет на щеках Бо разлился вниз, на шею. – Она косметичка его матери и даже делает ему маникюр каждые две недели.

– Просто маме нравится, как эта женщина укладывает ей волосы, – возразил Бо. – Я…

– Твои волосы очень хорошо подстрижены, – сказала я. – Что тут необычного, когда женщина подстригает мужчине волосы. Я время от времени стригла волосы своему деду. Я хочу сказать, тому человеку, которого называла дедом.

– Ты умеешь и стричь? – спросил Бо, его глаза широко открылись от изумления.

– А еще рыбачишь и охотишься? – подхватила Жизель, не скрывая сарказма.

– Я рыбачила, помогала собирать устриц, но никогда не охотилась. Не переношу, когда стреляют птиц и оленей. Ненавижу даже, когда стреляют аллигаторов, – заявила я.

– Собирала устриц? – сказала Жизель, качая головой. – Познакомьтесь с моей сестрой, леди-рыбачкой, – добавила она.

– Когда ты впервые узнала, что случилось с тобой? Когда была еще маленькой? – спросил Бо.

– Перед тем, как умерла моя бабушка Катрин, – ответила я.

– Ты хочешь сказать, женщина, о которой ты думала, что она твоя бабушка, – напомнила мне Жизель.

– Да. Трудно так думать после стольких лет, – пояснила я более для Бо, который кивнул, выражая понимание.

– А у тебя были мать и отец?

– Мне сказали, что моя мать умерла при родах, а отец сбежал.

– Значит, ты жила с бабушкой и дедом?

– Только с бабушкой. Мой дед – траппер и жил на болоте, вдали от нас.

– Значит, прежде чем умереть, бабушка открыла тебе правду? – спросил Бо. Я кивнула.

– Как ужасно с их стороны, что они держали в секрете все эти годы твое происхождение, – сказала Жизель. Она взглянула на меня, чтобы узнать мою реакцию.

– Да.

– Тебе повезло, что твоя поддельная бабушка решила рассказать правду, иначе ты так бы никогда и не узнала своей настоящей семьи. Это порядочно с ее стороны, – заметил Бо, и это взорвало Жизель.

– Те люди, с которыми она жила, не лучше животных: украли чужого младенца и держали его у себя. Клодин Монтейн рассказывала мне об этих кайенах, которые живут в домах, состоящих из одной комнаты, причем все там спят вместе. Для них кровосмешение не более серьезно, чем кража яблока.

– Это не так, – быстро возразила я.

– Клодин не будет врать, – настаивала Жизель.

– На протоке есть и плохие люди, также как они есть и здесь, – снова возразила я. – Возможно, она слышала о них, но нельзя ведь судить обо всех одинаково. Никогда ничего подобного не происходило со мной.

– Тебе просто повезло, – настаивала Жизель.

– Нет, в самом деле…

– Они купили похищенного младенца, так? – не сдавалась Жизель. – Разве это не ужасно?