Рубин эмира бухарского

– Это и так все делают, – самодовольно прыснула Юля.

– Ну, ну. Эти приезжие должны иметь высокие связи наверху. Смотри. И помни: главное – военные.

Наступила пауза. Катя и я стояли молча, глядя друг на друга. Все это было так неожиданно, так отвратительно.

Но что нам было делать теперь? Выйти из-за киоска? Они поймут, что мы слышали их разговор.

Я выглянул за угол.

С другого конца площади шли Ратаевский и Файзулла, но они не видели меня. Файзулла что-то быстро говорил, потом кивнул Борису, пошел к чайхане и лег на то же место, на котором я оставил его утром.

Борис шел прямо на киоск. Я снова нырнул за прикрытие. Очевидно, и обитатели киоска пристально следили за ними, так как я услышал повелительный голос грека:

– И эти, оба. Узнай и познакомься.

– Хорошо, – прозвучал покорный ответ Юли.

Сама судьба тут же сыграла ей на руку.

Борис уже стоял у киоска и заказывал прохладительную воду. Акцент грека вновь переменился на кавказский. Он суетливо и навязчиво предлагал халву, баклаву, шепталу и другие сласти, перемежая все словами «круты дальше».

Мы с Катюшей воспользовались этим моментом и вышли из-за прикрытия.

– А, Катя и Глеб! – крикнул нам Ратаевский. – Вот встреча. Идите сюда, тут чудные пирожные, совершенно довоенные.

Катя и я отказались, но нас стали уговаривать. Постепенно завязался общий разговор. Юля не отрывала глаз от Ратаевского и буквально забросала его вопросами:

– Неужели вы тоже из Петербурга? Я о вас столько, слышала, – жеманно лгала она. – Вы приехали тем же поездом? Боже, как я вам завидую! Петербург, Царское, Александрийский театр, балет – у меня голова кружится. А что носят теперь в Петербурге?

Она, должно быть, непроходимо глупа. Что могли носить в Петербурге в те годы, когда страна только что выходила из мук гражданской войны?

– Как жарко! – Она вынула из ридикюля небольшой складной белый веер. Этими изъеденными молью раритетами кишели тогда барахолки в Петрограде. – А что идет в театрах?

– Да все то же, – поддержал разговор Борис. – Впрочем, у нас свое направление.

– У вас. Боже, как интересно! Какое же?

– Гофман, – сказал Борис.

– Гофман! – воскликнула Юля, как будто она знала, о ком или о чем идет речь.

– Да, да, знаете, его фантастические рассказы, там глубина, символика, особенно для нашего времени. И потом – биомеханика.

Юлю такой разговор несколько утомлял.

– Ну что ж, скоро мы домой? Давайте все вместе, – предложила она.

Я ответил, что ждем линейки.

Это как будто не совпало с планами Юли. Линейка могла разбить компанию.

– Лучше пойдем все вперед до сада и там посидим, а линейка пусть догоняет. А Кристи, неизменный Кристи, – она послала ему обворожительную улыбку, – скажет кучеру, чтоб подал туда.

Кристи только сверкнул зубами в знак согласия.

– Круты дальше, – сказал он и помахал рукой.

Мы двинулись в путь. Юля болтала с Ратаевским уже как со старым знакомым:

– Если бы вы знали, как скучно здесь. Ведь никого нет!

– Где же все? – спросил Ратаевский, – Я думал, по крайней мере, здесь все на месте.

Юля пытливо взглянула на него.

– Да что вы, всех разбросало, никого нет. Кроме нас двоих. – И она обожгла его взглядом.

Этот стиль разговора был вполне в духе Бориса.

– Как я рад этому! – воскликнул он.

– И я! Буду на вас рассчитывать. Приходите к нам в больницу. Спросите сестру-хозяйку, и вас проведут ко мне. Или знаете что, проводите меня сейчас к тете Адье… Катишь и Глебчик! Борис проводит меня. Я вернусь позже одна.

В то же мгновение сзади послышалось шуршание колес по песку. Линейка нагнала нас. Паша вышел из нее, помог сесть Кате, усадил меня рядом с ней, сам сел напротив. На Бориса и Юлю он и не взглянул. Те двое отошли на несколько шагов в сторону, чтобы их не запылил экипаж. Юля послала Кате воздушный поцелуй, и последнее, что я видел, были их фигуры, сворачивавшие в боковую улицу.

Сидя в линейке, Катя и я рассказали Паше про тот странный разговор, что мы слышали в киоске.

Паша не переспрашивал, даже не кивнул головой, но уже одно его молчание свидетельствовало о том, какое значение он придавал нашему сообщению.

Когда мы кончили, наступила маленькая пауза. И тут мне показалось, что я лишний. Я подумал, что Паша и Катя, наверное, хотят поговорить друг с другом без меня, я давно заметил, что они любят бывать вместе и что у них не много случаев для этого. Долг свой я исполнил: передал Паше и о разговоре у грека, и о Рустаме. Ну, а теперь чего я, собственно, увязался за ними?

Я тронул возницу за плечо, сделал знак, чтобы он придержал лошадь, и через секунду был уже на подножке. Паша схватил меня за руку, я увидел встревоженное и умоляющее лицо Кати, но остановиться уже не мог. Я только сказал невнятно, что я что-то забыл, вернусь, езжайте – и пошел по той же дороге назад.