Ребенок выглядел вполне довольным. Как ни странно, мать он больше не кусал, присосался к груди, виднеющейся в разрезе разорванного лекарями наряда, и с удовольствием причмокивал. Маленькое счастье было прикрыто мягким одеялом, так что никто особенно не смущался интимной сцене.
— Мы еще поговорим об этом позже, — мрачно ответил Торриен, повернувшись затем к Иллиане, чтобы спросить у нее: — Но как ты поняла, что укус поможет? Это же… чудо. Никому из нас никогда не приходило в голову, что можно сделать что-либо подобное. По многовековой традиции новорожденных забирают от матери до тех пор, пока клыки у малышей полностью не втянутся. Это происходит обычно через несколько суток после родов. А затем они еще несколько лет не могут вспомнить, как вернуть клыки обратно, и таким образом матери остаются в безопасности.
Иллиана задумчиво покачала головой.
— Ребенок не должен вредить матери, это против природы, — ответила она спокойно. — Но я поняла это не сразу, а лишь когда увидела вертикальные зрачки малыша. Ведь ты говорил мне, что яд мираев становится безопасен в том случае, если выделяется в момент наивысшего желания. В этот самый момент ваши зрачки как раз начинают вытягиваться. Честно говоря, я не успела обдумать свою теорию до конца. Не была в ней уверена. Да и можно ли вообще быть уверенной в подобном? Я просто задумалась: не бывает ли еще ситуаций, в которых ваш яд мог бы стать безопасным? И не свидетельствовали бы об этом вытянувшиеся зрачки?
Когда она закончила говорить, лекари переглянулись. На их лицах отражалось изумление пополам с чем-то еще. Чем-то непривычным для них и непонятным. То ли с восхищением, то ли с недоверием.
А вот Торриен широко улыбнулся, скользнул вперед и прижал девушку к своей груди. Иллиана зажмурилась, слушая, как громко стучит его сердце под ее ухом. Даже золотые цепи не мешали касаться его кожи и получать удовольствие. Ей не нужно было его слов, но он все же сказал:
— Я счастлив, что ты есть у нас. Есть у меня. Ты пока не понимаешь, что сделала, но скоро поймешь. Жаль лишь, что я потратил так много лет своей жизни, пытаясь придумать антидот, что всегда был у нас под боком.
— Ты не тратил время зря, — покачала головой Иллиана. — Ты занимался тем, что требовалось твоим будущим подданным. Ты заботился о них. В отличие от тех… кто этого не делал.
Последние слова она сказала шепотом, явно намекая на Дарьеша, например. Торриен провел ладонью по ее волосам и коснулся губами макушки.
— Спасибо, — прошептал он в ответ. И девушка услышала в этом коротком слове гораздо больше, чем просто благодарность. Любовь, доверие, понимание, что она всегда будет на его стороне и всегда поддержит.
И все же она не ожидала следующих его слов, когда Торриен отстранился, взглянул ей в глаза и твердо проговорил:
— Выходи за меня замуж.
Кто-то в стороне изумленно ахнул. А может, это была она сама.
Тишина вокруг, звенящая тишина, прерываемая только мерным чавканьем младенца. Но Иллиана видела перед собой лишь Торриена. Словно кроме него во всем храме не было вообще никого.
И не успела она ответить, как Золотой змей продолжил:
— Я знаю, что момент не самый удачный, — немного беспокойно звучал его низкий, по-настоящему царский голос, — но другого я ждать не хочу. Просто скажи мне, что ты принимаешь мое предложение, пока я не вышел к толпе мираев, которые готовы порвать меня за то, что я, бастард, сажусь на трон. Скажи, пока человеческие бунтовщики продолжают искать тайные проходы в царский дворец, чтобы убить всех нас. Скажи, чтобы я знал и чтобы мне было плевать на все это.
Кто-то рядом то ли вздохнул, то ли фыркнул. Иллиана сразу представила закатившиеся к небу глаза Райелы и ее перекошенное лицо.
Ей стало весело. И тоже абсолютно наплевать на Райелу, на мнение других мираев, на то, что она — просто человек. Она любила Торриена больше всего на свете. И он тоже любил ее. Разве что-то еще могло иметь значение?
— Я всегда буду с тобой, — ответила она ему, вглядываясь в глубокие, светящиеся золотом глаза. — Где бы и кем бы ты ни был. Царем, царевичем, бастардом, чистокровным, мираем, человеком. Мне все равно. Конечно, я выйду за тебя замуж. Даже если при этом мне попытаются помешать все жители Верхней Шейсары.
— У них это не получится… — шепнул Торриен со счастливой улыбкой и тут же приник к ее губам.
Кто-то рядом хлопал. Кто-то что-то говорил, кажется, даже это были поздравления. Но сейчас были лишь они двое, одни друг для друга. И больше никого.
— Самое время выйти из храма и объявить, что коронация состоялась. Как и помолвка будущего царя, — с улыбкой и поклоном проговорил Саримарх.
И в тот же миг церемониальные слуги-жрецы, что стояли в стороне, надели на Торрина цепь, корону и браслет, являющиеся символом власти в Шейсаре.
— Тебе лучше остаться в храме, сайяхасси, — добавил жрец для Иллианы. — Народ должен увидеть своего повелителя.
— Да-да, я помню правила, — кивнула Иллиана, пропуская Торриена, который в очередной раз поцеловал ее, а затем под конвоем Саримарха и двух слуг направился к выходу из храма.