— С вашей стороны очень хорошо не завидовать, но преимущество это даст негру возможность сесть на аэроплан, между тем как вы останетесь чистить свои ногти на нашей матушке земле, прекрасный господин!.. Да! — продолжал Петтибон, воодушевляясь, — да, эта раса создана для услуг. Хороший негр!., верный, воздержанный, благодарный, честный и послушный!.. Знайте, молодой человек, что я, который говорит с вами, я лично, в продолжение тридцати пяти лет, объездил земной шар во всех направлениях. В пятнадцать лет я был продавцом газет в поезде в Америке, и это было только началом моих путешествий… И вот везде, на кораблях железных дорогах, при караванах и в качестве моих проводников, я пользовался неграми и находил их очень способными… И теперь скажу вам, что среди тысяч негров, которых я нанимал во время своих кругосветных путешествий, я не встретил ни одного пустого хвастуна, которых так много среди проводников, курьеров и толмачей… Ах! мои добрые негры, они не
Но Боб был таков, что препятствия только разжигали его фантазию.
— Но как же, господин Петтибон, ведь вы сказали, что найдете мне место! — воскликнул он в отчаянии. — Это несправедливо: давать обещание и не исполнять… ведь я соглашаюсь быть даже чернорабочим.
— Нет! нет!., мне нужно на аэроплан только негров!.. Никого, кроме негров!..
— Ну, хорошо!., ну, хорошо, если это нужно… Я буду слугою ваших негров!.. Я согласен на все, чтоб только вернуть ваше обещание…
— Нет! закон неумолим!
— Господин Петтибон!..
— Невозможно.
— Я пойду к господину Дерошу! Я ему скажу, что вы мне обещали…
— Господин Дерош меня уполномочил. Мне принадлежит окончательное решение. Я хочу только негров!
— Господин Петтибон, когда богатство будет в моих руках, я формально обязуюсь дать вам половину, чтобы только участвовать в этой экспедиции!..
— Взятка! — крикнул Петтибон с презрением. — Довольно, молодой человек! Уходите и никогда не показывайтесь мне на глаза! Этот последний поступок еще раз доказывает мне превосходство черных!.. Никогда негр не бросил бы подобного оскорбления!.. — И янки указал на дверь таким величественным жестом, что Боб окончательно упал духом и вышел, едва ли понимания, куда он идет.
ГЛАВА VIII. Заключения и комментарии
Ошеломленный неудачным посещением Петтибона, Боб шел по улице Пиккадили, предаваясь горьким размышлениям.
— Вот гнусный дуралей, — говорил он сам себе, — я никогда подобного не встречал!.. Какой грубиян этот янки!.. Я должен бы был побить его палкой и удивляюсь, как этого не случилось. Разве нужно было унижать себя этими уступками!.. А дело так хорошо началось!.. Отец согласился, Дерош также, все шло как нельзя лучше. Я мог стать великим путешественником, я удивил бы весь свет и потешался бы над ними… Прощай, моя мечта! Самое худшее, когда станут дома насмехаться! Не следовало говорить о своих проектах. А товарищи? Я уже слышу их милые шутки. Признаться, они будут правы, я был, к несчастью, очень жалок перед этим янки… Умете ли вы мыть пол?.. Сучить канаты?.. Вы может быть чистильщиком сапог? А эта идея не желать никого, кроме негров!.. Ах! прекрасная история, нечего сказать! Нужно пойти в клуб и рассказать. Стоит труда, ей-богу!..
Наполовину утешенный такой идеей и составлением в уме забавного рассказа о своем разговоре с мистером Петтибоном, Боб немедленно направился в клуб Мельтон. Там, действительно, рассказ его имел успех, какого он ждал. Никто не пробовал даже смеяться над ним, видя, как он сам мило и забавно рассказывает о своем предприятии. Все отнеслись к нему с трогательным единодушием, все свалилось на злосчастного брата «Джонатана»; каждый поделился какими-то личными воспоминаниями об американской вежливости. А потом стали разбирать мотивы, заставившие Оливье Дероша принять такие строгие меры и доверить все дело подобному истукану. Это мало походило на то, чего от него ждали.
— Ничуть не бывало! Этот милый человек уже показал нам свои дурные стороны! — сказал ядовито лорд Эртон, который не мог простить Оливье отказа в принятии его на аэроплан, да еще по всей форме; сам же он в глубине души питал очень умеренное желание пускаться в путь на такой удивительной машине.
— Что касается меня, — прибавил он, — я никогда не сомневался, что он скоро снимет маску, и никто здесь, я думаю, не станет отрицать, что я с самого начала боролся против всеобщего пристрастия к этому иностранцу.
— Что же вы находите необыкновенного в его поведении? — спросил майор Фейерлей.