Рубин Великого Ламы

Переходя затем к предметам более серьезным, Далай-Лама пожелал узнать, зачем приехали к нему иностранцы и с каким караваном. Когда доктор старался дать ему понятие об аэроплане, удивлению его и недоверию не было границ. И в то же время на лице его отразилось видимое беспокойство. Очевидно, он вообразил, что это предвещает вторжение неприятеля — вечный кошмар тибетцев и особенно обитателей Лхасы. Пророчества угрожали, что Тибет будет покорен иностранцами, и такая перспектива была причиной их ужаса, вполне естественного. Великий Лама спросил со страхом, сколько времени люди западной страны предполагают провести у него. Этот вопрос доктор передал Оливье, который очень ясно видел беспокойство на широком лице воплощенного Будды.

— Пусть Великий Лама не беспокоится из-за нашего присутствия, — ответил он. — Наше пребывание в его государстве будет коротким. Мы уедем сегодня же вечером, довольные тем, что видели его и познакомились с его столицей, такой знаменитой и таинственной!

Едва только Оливье произнес эти слова, как общее восклицание удивления и недовольства вырвалось из уст почти всех пассажиров. Один только лорд Дункан и его дочь молчали.

— Сегодня вечером? Неужели вы так решили?.. Уходить в этот же день? едва только прибыли… Капитан шутит!., никто этому не поверит!

Все вскочили, забывая августейшее присутствие Будды, и досада отразилась на взволнованных лицах пассажиров.

— Успокойтесь, господа, прошу вас! — сказал Оливье с иронией. — Предоставьте мне право отправляться, когда я хочу, из страны, куда мне захотелось прибыть!.. Мне принадлежит право, я думаю, руководить экспедицией по-своему. Я предпринял ее с единственной целью доказать, на что способен мой аэроплан. Для этой цели я выбрал Тибет, как страну более отдаленную и малодоступную. «Галлия» со славой выдержала этот опыт. И мне остается только возможность скорее вернуться в Европу, чтобы возвестить цивилизованному миру о полученных результатах!

Черный доктор в волнении нечаянно сдвинул свой парик и дал всем заметить белую полосу между черной кожей лица и черепом, что вызвало удивление на всех лицах, не только Великого Ламы, но и непосвященных в его тайну.

— Но, наконец, капитан, — воскликнул он, схватив в руку свой несчастный парик, — ничто нам не предвещало такой быстрый уход!.. Положительно ничто!.. Общая молва, напротив, давала нам основания надеяться, что мы пробудем здесь некоторое время… и что мы можем извлечь из этого… некоторую выгоду!.. Не везут же, наконец, просто так людей в такие далекие страны!..

— Ничто вам не мешает остаться в Тибете, если на то есть у вас желание, господин доктор, — отвечал Оливье, смотря прямо в глаза фальшивому негру. — Я вас не удерживаю. Что касается того, что я привез вас в Тибет, то позвольте мне напомнить вам, что вы попали сюда вполне по вашей воле! Разве вы можете упрекнуть меня в чем-нибудь, если вы сами достигли своего намерения только благодаря отсутствию совести?

— Сударь! — пролепетал доктор, вспомнив про парик и быстрым взмахом руки яростно нахлобучивая его на голову, — я вас не упрекаю!., я сожалею!., вот и все… я сожалею, как и все мы сожалеем! Такой превосходный случай!., нежданный… потерян навсегда!..

— Какой случай, милостивый государь? Говорите яснее, прошу вас!

Доктор сделал раздраженный жест и пробормотал что-то непонятное.

— О! господин Дерош! — воскликнула вдруг Мюриель, умоляюще складывая руки, — вы не будете так жестоки!.. Вы не заставите нас уйти сегодня вечером!..

— Жесток, мадемуазель? Я пришел бы в отчаяние от этого! Но чем же мой уход, назначенный мною на определенный день и час, может заслуживать такого титула?

— Но… Но… А рубиновые копи? — произнесла наконец Мюриель, причем углы ее рта опустились и выражение лица ее стало жалобным и комичным.

— Как? вы также, мисс Рютвен!.. Все эта история с копями! — воскликнул Оливье. — Но это абсурд. Это басня!.. И я пользуюсь этим случаем, чтобы спросить вас всех: когда, каким образом, при каких обстоятельствах я дал кому-нибудь повод думать, что я отправляюсь на Тибет на поиски сокровищ? Замечу мимоходом, что вы, кажется, не знаете, что разработка копей в этой стране запрещена под страхом самого тяжелого наказания. Никто не рискнул бы раскапывать землю, опасаясь преследования духовенства. Такая мысль просто фантастична; сверх того, я глубоко сожалел бы, если бы должен был объяснить одной алчностью живое сочувствие, которое высказывали, сопровождая меня! — прибавил он с насмешливой улыбкой.

— О! конечно, мы были счастливы совершить такое путешествие, — сказала Мюриель, которая, кажется, готова была плакать с досады, — но все-таки это жестоко! Это жестоко!.. Я никогда не ожидала этого от вас, господин Дерош!

— Я очень огорчен, уверяю вас, что причинил вам неприятность, мисс Рютвен, но, к несчастью, мое решение неизменно! А вы, мисс Дункан, — прибавил Оливье, немного тише, обращаясь к Этель с заметным беспокойством, — и вы, может быть, того же хотите от меня?