К дверям гостевых комнат на третьем этаже, как и в Айви-маноре, были прикреплены серебряные рамочки, в которые вкладывали таблички с именами гостей, написанные на дорогой бумаге. Виктория прошла мимо комнат леди Клер Морган, некой леди Артур – слава богу, этих людей она не знала, – а затем наконец оказалась рядом с комнатой леди Палмер. На стук ей открыла горничная и приняла поднос. Дверь закрылась, и Виктория хотела было вернуться на черную лестницу, когда открылась другая дверь. Оттуда вышли молодая светловолосая девушка в элегантном шелковом платье цвета увядшей розы, с кружевами, и пожилая леди, одетая столь же изысканно.
«Наверное, я ошиблась, – испугалась Виктория. – Не может быть, чтобы Изабель и бабушка Гермиона были здесь».
Светловолосая девушка бросила быстрый взгляд в ее сторону, Виктория поспешно опустила голову и сделала книксен. Сомнений быть не могло: ее кузина и бабушка были в числе гостей.
Девушка думала, что Изабель вот-вот испуганно вскрикнет, однако та лишь отвернулась и вместе с леди Гленмораг направилась в сторону главной лестницы. Переведя дух, Виктория осознала, что, будучи служанкой, она стала практически невидимкой. Набравшись храбрости, она осторожно пошла за обеими леди и дошла почти до самого конца коридора, когда Изабель с ее бабушкой свернули и по одному из крыльев лестницы стали спускаться в зал. Там уже собрались другие гости. До ушей Виктории донеслись смех и гул голосов.
От толпы отделился высокий светловолосый мужчина и направился навстречу обеим женщинам. Одетый в серый костюм, он все равно выглядел так, словно пришел из эпохи героев. Сердце Виктории забилось: Рэндольф! Девушка как завороженная следила за каждым его шагом. Он встретил Изабель и бабушку Гермиону на нижней ступеньке лестницы. Поклонился леди Гленмораг, затем поцеловал руку Изабель. Та что-то сказала ему, слегка коснулась его руки. Виктория находилась слишком далеко, чтобы слышать, о чем они говорят, однако, судя по всему, отношения у Рэндольфа с ее кузиной были очень близкими.
«Рэндольф приехал сюда не из-за Изабель, – пыталась убедить она себя. – Они оба оказались среди гостей по чистой случайности. Кроме того, Изабель пыталась флиртовать с Рэндольфом еще на балу во дворце и в Гайд-парке».
Девушке вдруг вспомнились слова бабушки Гермионы: «Изабель, в отличие от тебя, моя милая, хорошая партия».
– Что, нечем заняться?
Мужской голос заставил Викторию вздрогнуть. Прямо перед ней, настолько близко, что едва не касался ее, стоял мужчина. На вид ему было слегка за двадцать. Говорил он в манере высших слоев общества и был весьма привлекателен, однако же что-то в его улыбке ей не понравилось.
– Эта лестница такая красивая, сэр, – ответила она, обводя рукой роспись на потолке зала и украшенные резьбой перила. – Поэтому я забыла о времени. Прошу прощения, сэр, – она присела в книксене и хотела было уже прошмыгнуть мимо него в сторону лестницы для слуг, однако мужчина преградил ей путь.
– Да, понимаю, этот зал кажется тебе, должно быть, сказочным, – произнес он. – Ты хорошенькая. Недавно здесь?
– Да, сэр, я работаю в Блейкенуэлл-маноре всего несколько дней.
– И фигура у тебя хорошая.
Мужчина схватил Викторию за грудь. Сначала она растерялась, но потом рефлекторно подняла руку, чтобы отвесить ему пощечину.
– Мистер Хелмсли, как хорошо, что вы в числе гостей!
Резкий голос миссис Эйнторп заставил его вздрогнуть.
– О, миссис Эйнторп, как я рад снова видеть вас! Надеюсь, вы себя хорошо чувствуете? – Он слегка поклонился с ироничной ухмылкой, подмигнул Виктории, а затем сбежал вниз по лестнице.
– Берегись мистера Хелмсли, а еще лучше – старайся вообще не попадаться ему на глаза, – миссис Эйнторп бросила ему вдогонку презрительный взгляд. – Он все время охотится на молоденьких служанок и часто распускает руки. Я пыталась сообщить лорду и леди Блейкенуэлл, однако в их понимании джентльмен на такое не способен, – на миг строгая экономка показалась Виктории усталой, и девушка испытала к ней что-то вроде симпатии, но уже в следующий миг все рассеялось. – Нечего стоять здесь и глазеть на гостей, Кэти! – фыркнула она. – Пора приниматься за работу!
Когда Виктория снова вернулась в моечную, оказалось, что за это время там скопились горы посуды. У деревянной мойки стояла Агнес, руки ее по локоть были в мыльной воде.
– Я кажусь себе Сизифом, – с горечью в голосе пробормотала Виктория, закатывая рукава платья и вешая чистый передник на крючок. – Только домоешь посуду, как уже новую приносят.
– А кто такой Сизиф? – спросила Агнес, убирая с лица влажные пряди.
– Герой античного мифа. В качестве наказания за какое-то преступление – я забыла, что он такого совершил, – он поднимал на гору тяжелый камень. Стоило ему вкатить его на самый верх, как он снова падал вниз. Поэтому сизифов труд – это работа, которой нет конца.
– Кэти, тебе не нравится быть посудомойкой, верно? – голос Агнес прозвучал сочувственно.