Рубиновая комната

Хопкинс подлил миссис Коллинз чаю, на что та отреагировала благодарной улыбкой.

– Вы сами так сказали. Сейчас со мной две горничные и двое слуг, а также, к счастью, кухарка. С таким количеством персонала мне приходится поддерживать дом в порядке и выполнять всю работу.

– Просматривать постельное белье и скатерти, чинить в случае необходимости, стирать и гладить то, что мало использовалось, выбивать ковры, обивку и подушки, полировать латунь и серебро, снимать занавески, стирать или проветривать их…

– …Перемывать всю посуду, начиная от маленьких десертных тарелок и заканчивая шлифованными стаканами для портвейна, всего более тысячи предметов… Вижу, вы знакомы с ведением больших хозяйств, – улыбнулась миссис Коллинз.

– Что ж, несколько лет я работал на разных должностях, – скромно ответил Хопкинс, умолчав о том, что занимался этим почти четверть века.

– Чего я, однако, не сказала тому частному детективу, – миссис Коллинз подалась вперед, – что одна из бывших помощниц кухарки вместе с супругом держит постоялый двор в деревне. Через одну или две недели после встречи с мистером Кендэллом я случайно столкнулась с этой девушкой – сейчас ее зовут Бетси Пергентер – и спросила ее, знала ли она мисс Уилкокс. Та ответила, что не очень хорошо, однако же они работали здесь вместе некоторое время.

– А как называется этот трактир?

– «Корона». Он совсем рядом с церковью, не пройдете мимо. Если хотите поужинать или ищете, где переночевать, – он пользуется хорошей репутацией.

Поболтав с миссис Коллинз еще некоторое время, Хопкинс направился в деревню. Он пересек хозяйственный двор примерно наполовину, когда взгляд его упал на окрашенные зеленым садовые ворота в высокой стене из песчаника. Ему вдруг вспомнилось, что за ними находится огород с грядками и теплицами.

«Господи боже мой…» Он вдруг вспомнил, что пока его хозяева гостили в Бликлинг-холле, он влюбился в помощницу кухарки. Та тоже почувствовала влечение к нему, и на второй вечер они украдкой пробрались за ворота, спрятались в парнике для дынь и страстно целовались. Эллен, так ее звали, даже позволила ему потрогать ее груди. Они были круглыми и крепкими, как две небольшие дыни.

На миг Хопкинс представил себе, как целует миссис Коллинз в парнике, прогнал прочь эту мысль и направился в деревню.

Виктория поймала себя на том, что вместо того, чтобы описывать старый город Перуджи, снова думает о том, как гуляла по узким улочкам вместе с Рэндольфом. Она с трудом заставила себя оторвать взгляд от фотографии, лежавшей на столе. На ней был запечатлен Маджоре – круглый фонтан, по мнению Виктории немного напоминавший огромный свадебный торт. На ступеньках лестницы перед собором с видом на фонтан они сидели с Рэндольфом на солнце и беседовали о понятии чести у римлян. Как обычно, мнения у них оказались разными. Рэндольф настаивал, что представитель аристократии обязан наложить на себя руки, вместо того чтобы жить с позором. Виктория считала подобное представление о чести глупостью.

Она увидела перед собой голубей, искавших на площади зернышки, чтобы в следующий миг взлететь, лицо Рэндольфа, его синие глаза и светло-русые волосы, красиво изогнутые чувственные губы. Да, ей хотелось, чтобы он поцеловал ее.

Отрезвили Викторию голоса, доносившиеся снизу, из парка. Действительно, пора принять решение и покончить с этой романтической мечтательностью! И поспешно, пока снова не передумала, девушка вынула из ящика стола бумагу для писем и написала, что она будет рада прокатиться верхом с Рэндольфом, если погода не испортится, в Гайд-парке следующим утром. Вложив письмо в конверт, она подписала адрес и спустилась в холл, где спросила у портье, может ли ненадолго позаимствовать у него Джоуи, посыльного. Мистер Джарвис, веселый мужчина за тридцать, ничего не имел против. Виктория вложила в руку бойкому пареньку конверт и пару пенни и проводила его взглядом, пока он не вышел из дома.

«Хопкинсу, – размышляла Виктория, поднимаясь в квартиру, – я бы эту задачу не доверила». Девушка прекрасно понимала, что он заметил, как она покраснела, читая приглашение, – он ведь почти все замечает, – но просить его передать ответ казалось ей слишком интимным.

Войдя в кухню, Виктория нагрела банку бобов, поджарила себе яичницу из двух яиц – это было практически единственное блюдо, которое она умела готовить. Хопкинс пришел бы в ужас. Вечернее небо за окном приобрело бархатистый темно-синий оттенок. Погода завтра обещала быть хорошей.

Закончив свой скудный ужин, Виктория отогнала размышления о загадочной женщине под вуалью, поскольку все равно не могла решить эту загадку сейчас, и снова занялась путеводителем по Италии. Она дописывала последние строчки о Перудже, когда внизу позвонили. За дверью стоял слуга, передавший ей ответ Рэндольфа. Он писал, что будет рад принять Викторию завтра утром около одиннадцати часов в своем доме на Клоусестер-сквер.