Рубиновая омела (СИ)

— Могу я предположить, что это связано с Драко Малфоем?

В точку.

— Мне больно…

Макгонагалл подалась вперёд и в успокаивающем жесте положила руку на плечо Гермионы.

— То есть… — замялась Гермиона, — я думаю, что это всё из-за омелы…

— Рубиновой омелы? — тут же вставила профессор. Грейнджер замерла, уставившись на неё. Женщина поспешила объясниться. — Мы с Дамблдором хотели вызвать вас завтра для разговора. Но вы решили сами зайти ко мне.

— Вы что-то знаете об этом?

— Ваша ситуация с мистером Малфоем произошла впервые. Раньше омела так не поступала.

— О чём вы, профессор?

Макгонагалл с сочувствием вздохнула.

— Много сотен лет назад здесь училась Мираэлла Гэлвуд. Лучшая в школе ученица того времени. Ей удавалось преуспеть во всём, для неё были открыты все двери, кроме одной — любовь. Она любила скрытно, безответно. И однажды, в силу своей гриффиндорской храбрости, Мираэлла решилась рассказать о своих чувствах довольно оригинальным способом. Она создала рубиновую омелу, взяв её за основу как символ, приносящий вечную любовь. И в день святочного бала она с нетерпением ждала, когда же омела появится над ней и её возлюбленным. Но ничего не происходило. И как только Мираэлла собралась уходить, взяв под руку своего друга, они услышали звон. «Рубины поют только для истинных» — такими были её слова прежде, чем она закрепила сделку с омелой поцелуем. Никто не знает, почему и как омела выбирает пары, но рубины звенят редко, иногда проходят десятилетия. Но неизменно после звона омелы молодые люди становились парой, — она посмотрела на Гермиону, — все, кроме вас…

— Потому что это невозможно! Мы ненавидим друг друга! Он… он… — Грейнджер запнулась, подбирая слова. — Малфой конкретен в причине ненависти ко мне.

— Поэтому ему сейчас плохо.

— Это правда? Он заболел? — девушка вновь обожгла свою руку наказанием.

— Директор вчера получил сову от Люциуса Малфоя. Драко в больнице Святого Мунго, — Гермиона округлила глаза. «Неужели всё настолько плохо?», подумала она. — С имеющимися ресурсами мистер Малфой может позволить себе нанять лучших целителей и колдунов, чтобы те вытащили из его сына осколки, которые взорвались над вашими головами.

— Вы полагаете, это всё из-за них? — она нервно повела плечом, вспоминая, как крошечная пыль впитывалась в кожу. — Мне тоже стоит готовиться к этому? Я заболею?

— Я так не думаю. Вы не отрицаете… кхм… Скажем так, мистер Малфой всеми силами пытается отстраниться от того факта, что вы предначертаны ему судьбой.

— Это полная чепуха! — выкрикнула Гермиона. Её начала пробирать дрожь.

— К сожалению, это правда. Омела не меняет судеб, не внушает влюблённость, а лишь подсказывает, знаменует то, чего не избежать. Даже если бы в тот вечер она не зазвенела над вами, вы бы всё равно оказались вместе в будущем. Но, повторюсь, раньше омела так не поступала, и неизвестно, как она себя проявит. Лучшим решением для вас обоих было бы смириться и принять свою участь…

Возвращаясь в общежитие, Гермиона мысленно прокручивала разговор с Макгонагалл. Услышать о своей будущности было для неё шоком.

Она посмотрела на свои истерзанные руки в уродливых синяках и сравнила; определенно — Драко сейчас было тяжелее. Он всеми силами пытался отстраниться от предсказания омелы, и та всеми силами наказывала его. Что будет дальше? С ними? Гермиона не представляла, как он мог быть рядом с ней в качестве любимого. Это просто невероятно. Противоестественно.

Тот, кто из года в год уничтожал в ней всё живое. Задевал, обзывал, ненавидел, твердил о разнице между ними. Как можно, после всего этого, быть вместе? Кто вообще на такое способен? Только мазохист, не ценящий свою жизнь и гордость.

Сентябрь тянулся медленно. Гермиона была на грани депрессии; ей бы сжаться в комок, уйти в себя и позволить рассудку окончательно покинуть её. А всё потому, что Гермионе до ужаса хотелось поймать его взгляд. Она настолько привыкла к этому, что скучала. Отвратительно. Она чувствовала себя отвратительной.

Драко нет уже месяц.

Каждую пятницу она приходила к Макгонагалл, чтобы узнать новости. Профессор с сочувствующим взглядом сообщала, что писем не было.

В начале октября, за ужином, Гермиона неспешно жевала безвкусное мясо. Как давно она перестала что-то чувствовать? Как давно ей приелась боль, что она доставляла себе? Изуродованные синяками руки, теперь — и бедра. Она на грани того, чтобы начать царапать себя, выпускать кровь.

Грейнджер отодвинула от себя тарелку, аппетита не было давно. Она уже успела перекинуть ногу через скамейку, чтобы уйти, как вдруг услышала истошный визг радости. Это была Пэнси.

— Драко!

Грейнджер казалось, что она сбрендила, потому что напротив неё, в проходе между столами, стоял он.