Рубиновое сердце богини

– Давай, заводи, – скомандовал Никанор, – в гости поедем. Эх, испортили пацана, кабы знал, с собой забрал бы.

Аделаида Викторовна пыталась сосредоточиться на дороге, но не слушать Есенина было просто невозможно.

– Фигурное катание… Тоже мне придумали… натворили бед, а потом в слезы. Ах, ох, помоги…

– Что ж не помог?

– Не захотел. На хрен рожать, если не знаешь, чего потом с ребенком делать.

Адочка горько усмехнулась, в этой фразе весь Никанор – стоит оступиться, один-единственный раз упасть, и он, вместо того чтобы протянуть упавшему руку, добьет слабака. Сам виноват, нужно было под ноги смотреть. Как же, естественный отбор, выживает сильнейший…

Вот и двор. Машину Адочка припарковала на том же месте, что и вчера. Какая теперь разница, заметит кто или нет. Марию, конечно, жалко, бессмысленная смерть, хорошо, что Дамиан жив, все-таки сын подруги.

И врага.

– Надо же, – пробормотал Есенин, – столько лет, а почти ничего не изменилось.

– А ты что хотел?

– Вот Стасенькины окна. – Адочкин выпад Никанор проигнорировал. – Раньше шторы желтые были. И пожарная лестница осталась. Я тебе не рассказывал, как мы со Стаськой поссорились и она меня впускать не захотела, а я тогда по пожарной лестнице забрался. Купил букет роз – и вперед! Эх, хорошее время было. А лестница – штука полезная, вон, и тебе пригодилась. Что, не жалко девку, ей небось жить хотелось, деток родить, замуж выйти? Ну, оно и правильно, слабых жалеть не стоит. Выползай, милая, со мной пойдешь.

– Зачем?

– Посмотреть хочу, сколько в твоих словах правды. – Со старческим кряхтеньем – видимо, годы-таки подточили здоровье генерала – Есенин выбрался из машины. Элегантная черная трость, на которую опирался Никанор, подтвердила Адочкину догадку. Что ж, возможно, еще не все потеряно, смерть одного ублюдка изменит многое. Главное, чтобы он про пистолет не вспомнил. Аделаида Викторовна нежно погладила кожаный бок сумочки.

Охотник

– Понимаете, я бы никогда не решился на такое, это он во всем виноват, Есенин…

– Поэт, что ли?

– Генерал. Раньше он был генералом, а теперь у него фирма своя, то есть не совсем своя, в бумагах он нигде не значится, но фактически «Якутъ-мода» принадлежит ему.

– Постойте, – встрепенулся Сапоцкин, – у вашей невесты фамилия…

– Есенина. Это ее отец. И Демкин тоже, – зачем-то уточнил Георгий.

– Брат с сестрой, значит.

– Да, но фамилии разные. Элла – Есенина по паспорту, а Демка – Пыляев. Мамина фамилия, а отчество отцовское.

– А так разве можно? – удивился Сапоцкин.

– Не знаю, генералам все можно.

– Это точно, – вздохнул Антон. А история, похоже, интереснее, чем предполагалось. Мелькнула мысль вызвать ребят из ФСБ, но Сапоцкин опасался, что, если он сейчас выйдет, Георгий Алексеевич замолчит или, хуже того, передумает давать показания.

– Элла убежала из дому, он замуж ее выдать хотел, а она не хотела…

– Он – это Есенин?

– Да. Она сначала у Демки жила, а потом… Мы встречаться начали, а у Демки неудобно, пришлось квартиру снимать. Я уже тогда с Машкой развестись хотел. Женился по глупости, чтобы Пыляева позлить. Она ему нравилась, понимаете?

– Понимаю. А вам не нравилось, что она ему нравилась?

– Верно, – Георгий улыбнулся, насколько позволили разбитые губы, – мне показалось забавным… А потом удобно было, Машка – она ведь такая… глупая, верит всему, что скажешь, дома сидела, убирала, готовила, утюжила, слушалась. И никто на шею не вешается, удобно очень. Ее и вправду убили?

– Правдивей не бывает.

– Это Есенин мстит.

– За что?

– Я по порядку, ладно? Прихожу однажды к Элле, а там он, приехал за дочкой. Знаете, я ведь сразу его узнал, у мамы сохранились старые фотографии, и вообще она часто рассказывала и про Никанора, и про то, как он Демку бросил. Вот. Ну, я сказал ему… Есенину сказал, что узнал его, он заинтересовался. Поговорить предложил. Еще воды можно?

Пока Баюн утолял жажду, в палату заглянула медсестра, которая попыталась выпроводить Сапоцкина, чтобы «режим не нарушал». Но магические слова «ФСБ» и «дело государственной важности» заставили поборницу режима заткнуться.

– Он искал канал переправки, а наша фирма имела связи за границей, Элла ему рассказала, – продолжил рассказ Георгий. – Она и придумала, как вывозить.

– И много вывозили?

– Как когда. У меня записано. А сотрудничество с органами зачтется?

– Всенепременно!

– Там подробно все, когда, кому передавали… Один раз что-то около килограмма переправили. Представляете, сколько стоит килограмм алмазов? Вряд ли. Даже я не представляю.

– И все на лифчиках?

– Знаете уже? – Георгий вздохнул. – Не только лифчики. Для подстраховки «Якутъ-моды» Есенин создал Фонд поддержки молодых модельеров, а эти вообще хоть каждый день готовы были кататься. Товар у нас обычно оставляли, внизу, в подвале, а за ночь на этот хлам, который они модной одеждой называют, столько всего нацепить можно, не один килограмм – десять, и никто не удивится. Летать приходилось много. Партию ведь сопроводить нужно, тут или я, или Элла…

– А ваш друг, он разве не был в курсе?

– Нет. Ни он, ни Машка.

– И что, этот ваш Есенин не пытался привлечь сына к бизнесу?