Рубиновый лес. Дилогия

Это было всё, на что его хватило. Колени встретили холодный камень, когда Оберон рухнул на пол перед статуей Дейрдре, чьё наследие клялся защищать, но уничтожил.

– Оберон…

– Я опоздал.

– С чего ты взял?

– Птицы пропели о её смерти. Я услышал их скорбь. Ребёнок родился раньше, чем Виланда предсказывала. Теперь всё это не имеет смысла. Без Неры ничего не имеет смысла…

– Не говори так!

Силуэт в дверях встрепенулся, но Оберон не смотрел на него – он смотрел на свои руки. Кровь на них, может, и невидима, но она есть. В этих руках он мечтал держать любимую женщину, готовый отдать за её жизнь тысячу жизней других существ, но теперь Оберон держал в них только холодный нож. Тот самый, ритуальный, с изогнутым лезвием, похожим на змею, которая вот-вот стянется в клубок и зашипит. С тех пор как вёльва из Рубинового леса подарила ему этот клинок, он всегда носил его с собой.

Последний подарок. Последнее жертвоприношение.

– Ты помнишь, ради чего мы начали всё это?! – продолжил кричать голос над самым ухом. – Уничтожить туат Дейрдре! Уничтожить твоего сумасшедшего брата-тирана!

– Спасти Неру, – отозвался Оберон блёклым шёпотом, не отрывая глаз от блестящего лезвия. В нём отражались ореховые глаза, волосы цвета червонного золота и благородные черты, унаследованные от далёких богов. Оберон и Оникс были так похожи… Но Нера выбрала второго. Может быть, не зря? – Ты обещал, что раз сейд не может сохранить ей жизнь, то это сделает ваша наука. Однако Неры больше нет. Я не получу свою плату, потому не стану продолжать. Первая часть ритуала и так исполнена – тысяча ваших детёнышей принесена в жертву. Осталось убить тысячу человеческих, и ты получишь свой век бесконечного солнца. С этим уж ты справишься, Ра Тиссолин, коль справился с сейдом.

– Нет! Не справлюсь! У меня нет столько сил, сколько их у вас, людей! Сейд едва подчиняется мне. Всё должно иметь начало и конец, ты это знаешь. Если мы не закончим ритуал, неизвестно, чем это обернётся! Весь мир может кануть в бездну, не только человеческий!

– Мне всё равно, – ответил Оберон, занося над собой нож. – Я просто хочу умереть.

Блеск чертога сидов, проглядывающегося через границу Междумирья. Место, куда они обязательно попадут после смерти и где воссоединятся. Извивающееся лезвие ножа, которое Оберон вонзил себе в горло под подбородком, мгновенно отправило его туда.

* * *

– Дыши, Руби!

Несмотря на то что Маттиола повторила это несколько раз, дышать у меня не выходило. Горло пульсировало в том месте, куда Оберон всадил себе клинок. Под левой лопаткой тоже ныло от неистового сердцебиения, а скрюченные в судороге пальцы впивались друг в друга, раздирая ногтями кожу. Прошло по меньшей мере несколько минут, прежде чем я наконец-то смогла отдышаться, дрожа в объятиях Маттиолы, которая ласково тёрла меня по спине рукой.

– Что ты видела? – спросила она сразу после этого, кусая губы, которые и так уже пошли кровоточащими трещинами. Сколько же времени я провела в видениях, что она успела их так истерзать?

– Ра Тиссолин, – повторила я хрипло, боясь забыть. Это казалось самым важным, как и тот голос, говорящий с Обероном из темноты. Кому он принадлежал? Почему он такой знакомый? Почему не подвластен сейду? – Ра Тиссолин… Это что-то на драконьем. Нужно узнать, как это переводится.

– Это переводится как «Коронованный Солью», – ответил Сенджу с порога усыпальницы.

13 Коронованный Солью

Ворочаясь перед сном, я не раз представляла себе, какой она будет – моя встреча с тем, кто изменил ход истории и пустил под откос всё, ради чего жили и умирали мои предки. Я хотела посмотреть этому человеку в глаза и, прежде чем приговорить его к казни, спросить, за что и почему он так возненавидел наш мир. Но, оказавшись лицом к лицу со старейшим существом на земле, я поняла, что реальность была слишком далека от моих фантазий.

Свечи, раскачивающиеся под потолком на тонких цепочках и источающие благовонный фимиам, никогда не таяли раньше, но вдруг зашипели и потекли, стоило Сенджу войти в усыпальницу. Одна из их жирных раскалённых капель приземлилась прямо на мои голые колени, но я даже не почувствовала боли: Маттиола, сидящая на полу рядом и мёртвой хваткой вцепившаяся мне в плечо, сжимала куда больнее.

Ритуальное зеркало, случайно отброшенное ею, покатилось к ногам Сенджу и замерло там, проложив к нему дорожку из битого стекла.

– Маттиола, – прошептала я, с трудом разжав её побелевшие пальцы, – уходи отсюда.

Мне пришлось повторить трижды, чтобы она послушалась. Вряд ли Матти в полной мере понимала происходящее, но при взгляде на Сенджу можно было и не думать – достаточно было слушать свои инстинкты. Не изменяющий своей обманчиво ласковой улыбке, он медленно продвигался в глубь усыпальницы, и чем ближе подходил, тем больше мурашек бежало по телу. Его красное одеяние обрело для меня новый смысл. Сколько же крови Сенджу пролил, чтобы осуществить свою мечту – принести своему народу Тысячелетний Рассвет?