Тод метнула косой взгляд на Кэхилла. На вид ему было около пятидесяти лет. Несмотря на То что держался он довольно энергично и бодро, холодное дыхание приближающейся старости уже коснулось его.
— Хадсон заботлив? — спросила Тод звучным грудным голосом.
Кэхилл внимательно осмотрел ее с головы до ног, а затем с ног до головы и ответил:
— Думаю, нет. Сюда, мисс Тод.
Дом на пляже казался неприветливым, суровым и без лишней роскоши. Впереди располагался японский сад с декоративными каменными горками. Массивные деревянные двери, ведущие в дом, были отделаны желтой медью.
Дерево, кафель, камень, тусклый свет… У Тод было такое чувство, словно она входила в кафедральный собор. Огромные двери тихо закрылись за ней, огородив от разбушевавшейся морской стихии. Воздух в помещении был холодным и неподвижным.
— Туда, — произнес Кэхилл, указывая рукой. — Идите на шум. Хадсон ждет вас.
«Шумом» являлась современная музыка, доносившаяся из комнаты в самом конце длинного, покрытого кафелем, коридора. Не взглянув на Кэхилла, Тод направилась туда, где ее ожидали.
В конце концов она добралась до солярия, где на столе для массажа, сделанного из хрома и мягкой, как масло, кожи, лежал на животе голый Хадсон. Крепкая женщина с прямыми черными волосами, собранными в пучок, методично работал рядом со столом, словно часовой, стоял штатив на колесиках. К нему был подвешен пакет, заполненный прозрачной желтой жидкостью. От пакета отводила, прозрачная пластиковая трубка, соединенная с иглой, торчавшей в правой ноге Хадсона.
— Входите, сказал Хадсон, не поднимая головы, Извините, но последние несколько дней были довольно изнурительными, а последующие обещают быть даже хуже. Следует немного подбодриться.
Тод, смущаясь, зашла в комнату. Благодаря предвечернему солнцу влажный воздух в солярии стал неприятно теплым. Она с отвращением взглянула на желтую жидкость, на трубку, через которую эта жидкость протекала, и на иглу, к которой подсоединялась трубка. Это напоминало ей о многом: о бедности, об изнасиловании, о наркотиках.
— Вы… вы часто проделываете это?
— Раз в месяц. Можно принимать курс лечения и гораздо чаще, не боясь никаких осложнений, но каждый раз при повторении утрачивается эффективность. Я стараюсь поддерживать строгий режим.
— А что это за жидкость? — спросила Тод. — Очень похожа на мочу.
Хадсон поднял голову и бросил на нее взгляд, в котором отражалась почти отцовская терпимость.
— Эта жидкость имеет очень длинное и непроизносимое румынское название. В английском языке ему нет эквивалента, потому что до сих пор здесь еще никто ее не применял.
— Так что же это такое, шейные железки обезьяны?
— Мое дорогое дитя, — улыбаясь произнес Хадсон, — вы всему верите, о чем читаете в книгах или газетах?
Тод тоже улыбнулась, почувствовав себя непринужденно в комнате с Хадсоном. В его глазах светилось желание.
— Я верю только интересным вещам, — сказала она.
— Таким, например, как вечная молодость?
— Я слишком молода, чтобы думать об этом.
Это была ложь, но она уже давно привыкла лгать и, надо признаться, делала это так же хорошо, как и занималась сексом.
— Когда-нибудь вы посмотритесь в зеркало и заметите, что ваши прелестные груди провисли чуть ли не до живота, — сказал Хадсон, — а милая попочка сморщилась.
Тод улыбнулась, с сомнением проведя по названным местам.
— Тогда вы решитесь лечь под хирургический нож, — продолжил Хадсон. — С его помощью будут проделывать разные манипуляции, после которых на вашем теле останутся швы. Но через некоторое время груди и попа снова обвиснут. — Хадсон опустил голову, но продолжал смотреть на Тод, рассказывая ей о возможных переменах в ее жизни. — Спустя несколько лет вы снова ляжете под нож, а потом это войдет у вас в привычку и будет продолжаться, пока вы не собьетесь со счета. Но к тому времени ваша кожа станет дряблой и покроется болезненными пятнами. С помощью скальпеля, искусно используемого в хороших руках хирурга, вам все равно не добиться вечной молодости. Просто с годами морщинки скроют швы.
По телу Тод пробежала дрожь. Старость, как и океан, была одной из тех немногих вещей, которые пугали ее. В старости нет победителей. Человек просто стареет, его внешность портится, а потом он и вовсе умирает.
— Именно это и произошло с вами, старичок? — грубо спросила она. — Швы и морщины, это всё, что у вас осталось?
— Подойдите поближе и увидите сами.
Нежелание принять его предложение подсказало Хадсону, что он был прав в оценке того, как Тод отреагирует на все увиденное здесь, а именно на то, что он находился во власти трубочек и игл. Это была нормальная реакция здорового, молодого организма.
Клэр подошла к лежащему на столе человеку на расстояние вытянутой руки. Массажистка продолжала выполнять, то, что ей было положено, как будто в комнате больше никого не было.
— Подойдите ближе, — повторил Хадсон, глядя на Тод своими старчески проницательными глазами. — Дотроньтесь до меня. Я живой, не бойтесь!