Рублевка

Удар. Кий с треском врезался в борт бильярдного стола. Генерал смачно выругался и отшвырнул кий. Это был невысокий грузный мужчина лет шестидесяти. Большую часть лица его занимали сильно отвисшие щеки. Глаза и нос просто терялись в них, а мясистый подбородок выглядел только дополнением к щекам. Свой китель генерал накинул прямо поверх майки, открывавшей его покрытую седыми волосами грудь.

Вояка неприязненно посмотрел на компанию. Наполнил коньяком рюмку и опорожнил ее глотком профессионального алкоголика.

– Почему не отвечаю? Я, боевой генерал Арсентий Хватко не обязан отвечать какому-то пидору в наколках! Хватит и того, что вы живете в моем подвале! На пушечный выстрел таких бы уродов не подпустил к дому, кабы не это…

– Успокойтесь, ради Бога, Арсентий Лукич, – заискивающе попросил блондин. – Мы не хотели вас расстраивать. Просто все это нам порядком надоело. Сами понимаете: люди мы творческие, артисты, без публики не можем. Ну и, конечно, хотелось бы узнать, когда все это закончится.

– Никогда! – Хватко швырнул китель на бильярдный стол, снял с вешалки на стене прорезиненный плащ с капюшоном. – По крайней мере, никто из нас до этого времени не доживет. Ядерная зима, дурни вы мои, может длиться десятилетиями. Положим моих запасов еды, воды и топлива нам хватит на год. Положим еще что-то мы раздобудем в соседних особняках. А дальше… Даже я не знаю.

Наблюдая за тем, как генерал натягивает противогаз, блондин поинтересовался.

– Вы на верхнюю террасу?

– Ага. Свежим воздухом, ха-ха-ха, подышать.

– Я с вами!

– И я! – поддакнул черноусый.

– А нас и здесь неплохо кормят, – парнишка в неуместных для подвала солнцезащитных очках перевернулся на другой бок. – И ядерная зима, и вся эта кутерьма. И подвалы, и еда, и мосты, и города…

– Идиот! – пожал плечами генерал, направляясь к массивной стальной двери подвала. – Прав был все-таки Господь, затеявший на этой гребаной Земле генеральную уборку.

Троица поднималась наверх по деревянной лестнице, на которой даже ступени были полированными. Генерал шел первым. Дверь, ведущую на первый этаж дома, он открыл с опаской и немного помедлил, прежде чем войти. Певцы за его спиной замерли в напряженном ожидании и были готовы сигануть вниз в любую секунду.

Хватко шагнул в дом. Нащупал выключатель. Вспыхнувшие лампы осветили следы поспешного отступления. Часть вещей валялась на полу, картины висели криво, ковры были скомканы, а кресла опрокинуты.

Не задерживаясь, генерал поднялся на второй этаж, где тоже царил бардак. Теперь от внешнего мира людей отделяла только стеклянная дверь.

Арсентий Лукич взялся за ручку и после традиционного ожидания распахнул дверь. Ворвавшийся в комнату ветер взметнул занавески.

Генерал уже вышел на террасу, а его спутники, напоминавшие в своих противогазах парочку испуганных слоников еще долго переглядывались, прежде чем последовать за Хватко.

Вцепившись в перила ограждения с такой силой, словно боялся выпасть вниз, генерал смотрел на безрадостный пейзаж, некогда бурливший весельем Барвихи. Плотные облака серого тумана плыли над землей. Они то скрывали, то вновь открывали взору детали померкшего великолепия.

Большая часть особняков сохранилась, отделавшись выбитыми стеклами, да незначительными повреждениями. Ветер гнал по безлюдным улицам и пустынным подъездным дорожкам обрывки бумаги и прочий легковесный мусор.

Рассыпанные там и тут яркие, разноцветные пятна шикарных автомобилей, словно пытались дать бой опустившемуся на мир серому пологу. Однако было очевидно: сопротивление будет быстро подавлено.

В отличие от генерала, взгляд которого скользил по поселку, оба артиста уставились на едва различимые в серой дымке контуры ребристого здания концертного зала «Barviha luxury village».

Поначалу Хватко встревожили незнакомые звуки, которые не вписывались в фоновый шум ветра. Он осмотрелся и нашел их источник. Оказалось, что певцы совместными рыданиями отпевают рухнувший мир.

* * *

2023 год. Элитный поселок Подушкино.

Как ни старались хозяева дома скрыть заложенные кирпичом окна, задвигая их шкафами и драпируя портьерами, красная кирпичная кладка все равно бросалась в глаза. Да и другие попытки вернуть быту хотя бы налет его прошлой привлекательности, терпели фиаско. Мраморная каминная доска треснула. Изящным керамическим фигуркам на ней пришлось поступиться своим аристократизмом и терпеть рядом с собой присутствие каких-то совсем уж облезлых кружек-тарелок. Из дизайнерской люстры под потолком были вывинчены все, за исключением одной лампочки – на электричестве, как и на всем остальном теперь приходилось экономить.

Тусклый ее свет придавал помещению дополнительное уныние, а лицам людей – безжизненность.