Рублевская Л.И. - Рыцари и Дамы Беларуси. Книга 2 - 2016

— Крымінал! — крычалі з усіх бакоў. Кроў цякла з рукі пана Длускага, лідскага дэпутата, а горш за ўсё — адсечаны кавалак рукі крыцыфіксу срэбранага Пана Езуса ляжаў на стале.

Схапіў Краеўскі са сваімі Валадковіча, але з цяжкасцю, бо гэта быў чалавек малады, моцны і рашучы... Пасек бы і жаўнераў, каб Швыкоўскі, дэпутат і слаўны асілак, не вырваў у яго з рук шаблю. Калі ужо яго схапілі абвалаю і вялі ці то неслі гвалтам, дык ён рукамі ўпёрся ў дзвярах, аж вушакі зрушыў, і са злосці пеніўся і хрыпеў, пагражаючы д'ябламі так, што вушы сохлі...

Пан Белевич бросился к Пане Коханку, но, пока добрался, пока встревоженный князь приехал с войском, Володковича расстреляли. Сцена расстрела дана по радзивилловской версии — в отличие от тех, кто утверждал, что буян, закованный в цепи, до последнего ругался, у Ходзько он умирает с покаянием, с внезапной грозой и тремя пулями, отскочившими от серебряного медальона с образом Богородицы...

Призрак Михаила Володковича, по легенде, живет в Минской ратуше.

3. Леся Украинка. «Одержимая». Ул. Куйбышева, 10

Еще одну литературную легенду города мы найдем на углу бывших улиц Михайловская и Широкая, в доме госпожи Нарейко,— сегодня на том месте стоит дом по адресу: ул. Куйбышева, 10. В 1901 году сюда приехала украинская поэтесса Леся Украинка ухаживать за смертельно больным Сергеем Мержинским. Для обывателей Сергей был скромным служащим Либаво-Роменской железной дороги, но Леся знала, что он — известный революционер и журналист. Оба были больны чахоткой и познакомились в Крыму. Леся страстно любила Сергея, а он относился к ней как к другу. Два месяца — с 7 января по 5 марта, пока любимый не умер у нее на руках,— Леся не отходила от его кровати... И писала под его диктовку письма сопернице. В ночь с 18 на 19 февраля, когда Мержинский уже не мог говорить, Леся сочинила поэму «Одержимая». Эго поэма-крик, поэма-боль, героиня которой, Мириам, становится свидетельницей страстей Христовых. Мириам так преданно любит Господа, что готова проклясть весь мир и отказаться от собственного спасения, лишь бы избавить Его от мук.

Он умер, преданный землей и небом,
Он, вечно одинокий. А теперь
Сижу я здесь: я, вечно одинока,
Напрасно слезы лью и проклинаю
Все то, что он любил, и с каждым словом
Все меньше уповаю на спасенье.
И вечно, вечно буду одинокой,
Здесь, на земле, и там, на небе. Да!
Дремучая тоска вовек не сгинет,
И грустью будет сердце жечь вовек.

Сергей Мержинский был похоронен на Строжевском кладбище, впоследствии уничтоженном, возле церкви Марии Магдалины. На доме по ул. Куйбышева, 10 висит мемориальная доска.

4. Якуб Колас. «На ростанях». Пищаловский замок

Якуб Колас в Минске прожил долгие годы, здесь находится его дом-музей... А вот герой его автобиографической трилогии «На ростанях» Андрей Лобанович близко познакомился с нашим городом с неприглядной стороны. Его, как участника нелегального учительского съезда, в 1908-м приговорили к трем годам заключения в знаменитом Пищаловском замке. Говорят, за 200 лет из этой «белорусской Бастилии» удалось бежать только одному узнику — Феликсу Дзержинскому.

Высоченные железные ворота снизу метра на два с половиной были сделаны из сплошного железа, а дальше шли толстые металлические штакетины с узкими просветами. Они отгораживали здание острога и контору от внешнего мира.

...Мрачный острог тускло освещался керосиновыми лампочками, от этого окна казались слепыми. На железных прутьях висели торбы, сумочки с арестантским скарбом. Мелькали в окнах и лица обитателей этого жуткого дома, однако казалось, будто это снуют не люди, а их тени.