Возвращается Алесь Гарун из ссылки после февральской революции. Увы, возвращается больным чахоткой. Несмотря на скверное свое состояние, тут же ввязывается в общественную деятельность. Еще в мае 1917-го в Москве пытается организовать белорусских беженцев в Белорусскую народную громаду, чтобы требовать от Временного правительства национальной и политической автономии. В Минске Гарун работает в редакции газеты «Вольная Беларусь» вместе с Язепом Лёсиком. Именно здесь он публикует рассказ-триптих «П'еро і Каламбіна» — о несправедливости любви, где реальные герои перемешаны с персонажами комедии дель арте. Сам автор, очевидно, отождествляет себя с Пьеро. Доверчивым, несчастным Пьеро, которого вновь и вновь предает Коломбина.
«Хоць слабы здароўем, хоць нястачы меў дома з харчаваннем, хоць у благіх абставінах — у цеснай хаце і без выгодаў жыў, — але насіўся з праектамі пра лепшую будучыню для Бацькаўшчыны. Меў ён тады 31 год веку. Але выглядаў куды на старэйшага, на гадоў 5-6 выглядаў старэйшы за свой век,— вспоминал коллега Э. Будько. — Але пры гэтым меў на сваім утрыманні родную матку старую і недарослага ды няўдалага брата гадоў пятнаццаці, які сваім абыходжаннем, сваім характарам нерваваў Алеся, псаваў яму здароўе».
На Всебелорусском съезде 1917 года Алесь Гарун был вице-председателем. Гаруна считают героем, его выступления заводят людей: «Паднялася крыху згорбленая, апранутая ў сялянскую жакетку, павольная статура. Бледнае аблічча, цёмныя засмучаныя вочы, спакойны, роўны, але цвёрды голас. Пачаў гаварыць просты сталяр, быўшы «катаржнік», якога лепшыя гады прайшлі ў халоднае і дзікае Сібіры». В августе 1919 года именно бывший каторжник возглавил Временный белорусский национальный комитет.
Когда в Минск пришли войска Пилсудского, Гарун искренне поверил заявлениям о грядущем равенстве народов в новой Польше. Ухватился за идею создания Белорусской военной комиссии и белорусского войска, даже объявил, что оставляет поэтическое творчество, чтобы не отвлекаться. Но когда чахотка приковывала к постели, писал «Жывыя казкі» для белорусских школ. А какая прелестная пьеска «Датрываў»! Два брата-гимназиста посажены теткой под замок, делать уроки. Старший, Зюк, строит планы побега в Америку, мечтает стать то владельцем кондитерской, то министром и спорит с младшим, Винцусем, о романах Генрика Сенкевича. Винцусь хочет написать такие же, но о белорусской истории. Кмицица мучить не стал бы, а на Ягусе из «Крестоносцев» женился бы сам!
Разочарование было неизбежно. Гарун убедился, что полякам не нужна государственная самостоятельность белорусов. К тому же наступают большевики. Поэта уже ищет ЧК. Вместе с Белорусской военной комиссией он уезжает.
Остановились в Волковыске. Пошли с коллегами на рынок, а там вишни продают... Свежие, сочные... Наелись.
Назавтра Прушинский не пришел на заседание. Навестили... Оказалось — заболел. Запил вишни студеной водой... Доктор из военной комендатуры объявил: дизентерия. Двое приятелей отвезли поэта, который уже и на ногах стоять не мог, на станцию, передали санитару вагона военного госпиталя.
Умер белорусский Пьеро в Кракове 28 июля 1920 года. Его могилу приехала искать Павлина Меделка, ей показали деревянный крест на Раковицком военном кладбище. Затем о могиле бывшего эсера белорусы забыли и вновь нашли только в 1988 году.
ПЛЕННИК ОДИНОЧЕСТВА.
ЛЕОПОЛЬД РОДЗЕВИЧ
(1895—1938)
«Магчыма, яго расстралялі... Быу рэабілітаваны ў 1956 годзе».
Весьма типичные строки для завершения биографии белорусского литератора.
«Чалавек нараджаецца, каб запаліць у сусвеце зорку ці пакінуць на зямлі след».
Это начало эссе Ивана Пташникова «Ірга залацістая» о том же литераторе Леопольде Родзевиче, родившемся 120 лет назад на хуторе Курьяновщина Вилейского уезда.
Эссе, правда, не столько о соседе-хуторянине, сколько о самих местах — с их болотами и садами, речушками и криницами... Когда Иван Пташников отрясал груши в Родзевичевом саду, Родзевичи там уже не жили, да и сам драматург лежал в чужой холодной земле. Единственное, что можно почерпнуть непосредственно о нашем герое: «Ці не сядзеў дзе на валуне ля крушні камення побач з бацяном малы Лёля, збегшы з дому?.. Быў скрытны, паўторымся, задумлівы, адзінокі і шукаў яшчэ большую адзіноту і на так ужо адзінокім Кур'янаўскім хутары...»
Впрочем, тяга к одиночеству и медитации — архетипический признак поэта... Конечно, он был не от мира сего, последний, пятый, любимый ребенок в семье Яна Родзевича и Гелены Яновской. В доме много книг, маленький Леля увлеченно слушал сказки и песни мамы и бабушки... Вообще был очень привязан к своей матери.