– Разумеется. Неужели вы думаете, что именитая оперная певица Круповицкая позволила бы бросить себя какому-то безвестному мальчишке? – притворно возмутилась Екатерина Николаевна. – В конце концов, я сказала ему, что не желаю продолжения романа. Он принял это как должное. С тех пор мы общались исключительно по-дружески.
– Он не пытался возобновить отношения? – не удержалась от вопроса Мария.
– Девочка моя, это было невозможно. Если Екатерина Круповицкая что-то решила, брать слово назад она уже не станет. Впрочем, к тому времени пыл угас не у одной меня. Альберт с головой ушел в работу, а на любые отношения нужны душевные силы и время. Ни то ни другое растрачивать на женщин Альберт был не в состоянии. Так что, можно считать, наш разрыв был обоюдным решением.
– Красивая история, – проговорила Мария.
– Красивая, но банальная, – улыбнулась Екатерина Николаевна.
– Простите, что снова перехожу в область неприятных воспоминаний, но такова уж моя работа, – извиняющимся тоном произнес Гуров. – При осмотре дома Штейна мы выяснили, что оттуда кое-что пропало. Медная шкатулка, которой Альберт очень дорожил.
– Шкатулка пропала? Кому, ради всего святого, она могла понадобиться? – всерьез разволновалась Екатерина Николаевна. – Вы уверены, что ее забрали? Мою шкатулку?
– Это была ваша шкатулка? – искренне удивился Гуров.
– Не в прямом смысле. Это был мой прощальный подарок Альберту, – ответила Екатерина Николаевна. – Я заказала ее одному итальянскому подмастерью специально для Альберта. Чудесная шкатулка из красной меди. Ручная работа. Я отдала ее Альберту сразу по возвращении из Рима, где была на гастролях. После этих гастролей мы и расстались.
– Скажите, шкатулка имела материальную ценность? – спросил Гуров. – Быть может, ее можно было выгодно продать?
– Не думаю. Работа, конечно, уникальная, но вряд ли перекупщики краденого или работники ломбарда дадут за нее больше пары тысяч. Ее истинная цена не превышает пяти тысяч. Говорю же вам, это был скромный подарок. Исключительно на память. Там еще потайной ящичек был устроен. Малюсенький, размером с два спичечных коробка, не больше. Я вложила в него прядь своих волос. Глупо, сентиментально, но так я поступила. Что стало потом с этой прядью, я не знаю. Мы никогда потом не говорили о шкатулке.
– Вы говорите, в шкатулке имелся потайной ящик. А его легко было обнаружить?
– Ни обнаружить, ни открыть, если не знаешь о нем заранее, было невозможно. Так и задумывалось, – ответила Екатерина Николаевна.
– А не знаете, быть может, у Штейна были какие-то ценные предметы, достаточно мелкие для того, чтобы хранить их в этом ящичке?
– Об этом мне неизвестно. Какое-то время он увлекался нумизматикой, после этого филателизмом. Он не покупал много, только самые выгодные. Такое вот странное вложение денег. Но, насколько мне известно, и свои монеты, и марки он давно продал. Еще тогда, когда начал работать над проектом дома, в котором собирался жить сам. Знаете, о том, были ли у Альберта в последнее время увлечения, подобные этим, вам лучше спросить у Антона. Это его адвокат и по совместительству друг. Уж он о финансовой стороне жизни Альберта знает куда больше меня.
– Спасибо за совет, непременно им воспользуюсь, – поблагодарил Гуров.
– И вот после этой фразы должна прозвучать следующая: вы нам очень помогли, но время не терпит, – улыбаясь, произнесла Екатерина Николаевна. – Я угадала?
– На этот раз вы меня раскусили, – улыбнулся в ответ Лев. – Простите, что не сможем остаться на обед.
– Допустим, это вы не сможете остаться, а ваша прелестная жена наверняка не откажется отобедать со мной и послушать еще пару-тройку историй о моих похождениях, – поднимаясь, проговорила Екатерина Николаевна. – И не переживайте, милая, мой водитель доставит вас в любое место, куда скажете.
Гуров посмотрел на жену, ожидая ее решения. Мария смотрела на него слегка виноватым взглядом.
– Ты ведь не станешь возражать, если я побуду здесь немного? – осторожно спросила она.
«Только если ты действительно этого хочешь», – говорили глаза Гурова. «Мне это очень важно», – отвечали глаза Марии.
– Вот и прекрасно, – прокомментировала обмен взглядами Екатерина Николаевна. – У меня на обед шикарный суп-пюре из мидий в сливочном соусе и пикантный рассказ о том, как моей руки добивался один высокопоставленный чин из столичной мэрии.
– Прошу вас, за время обеда не научите ее ничему плохому, – пошутил Гуров, галантно склоняясь над протянутой рукой певицы. – До сего дня у нас была крепкая, старомодно верная свадебным клятвам семья. Хотелось бы, чтобы так оставалось и впредь.
– Это как получится, молодой человек, – вернула шутку Екатерина Николаевна. – Дурной пример, он, знаете ли, как сенная лихорадка, передается быстро, а лечится годами.