Рубцов возвращается

Комиссар Фигье был человек лет за пятьдесят, плотный и чрезвычайно благообразный. В молодости он был тоже простым полицейским сержантом, но ловкость, находчивость и в особенности деликатность, с которой он умел приступить к самому щекотливому дознанию, обратили на него внимание начальства. Он был взят судебным следователем при парижском окружном суде, а затем, по протекции своего бывшего начальника, ставшего в одном из кабинетов министром полиции, получил лестную должность старшего комиссара в одном из наиболее богатых кварталов Парижа, именно парка Монсо. Недостаток образования он пополнял чтением и, быв командирован, во время молодости, года на два в Лондон, порядочно научился английскому языку.

Он не был одним из тех, сделавших карьеру, чиновников, которые любят отдыхать на лаврах. Напротив, господин Фигье всеми силами старался не уронить своей прежней славы, и имя его часто фигурировало в числе лучших самых прозорливых сыщиков высшей парижской полиции.

– И так, вы говорите, что в доме № 43 парка Монсо являются странные и подозрительные личности… Прекрасно, говорите все, что вы заметили?

– Сегодня, не более, как два часа тому назад, я проходил мимо этого дома. На углу улицы стоял фиакр, у которого одна штора была спущена, а другая несколько поднята. Кучер на козлах читал газету. Меня это заинтересовало. О нежном свидании не могло быть и речи. Я заглянул под штору и заметил блестящий серебряный галун и пуговицы ливреи. Почти в ту же секунду с другой стороны тротуара, именно из № 43 вышел молодой человек, изящно одетый и, подойдя к фиакру, который, очевидно, его дожидался, сказал что-то кучеру, и они покатили.

– Вы последовали за ними? – спросил заинтересованный комиссар.

– Разумеется. Молодой человек один, в фиакре с опущенными шторами, и вместо подруги рядом с лакейской ливреей – это бы заинтересовало каждого. Я последовал за ними, в фиакре, разумеется. Он прокатил меня чуть ли не чрез весь Париж и остановился, наконец, в Сен-Жерменском предместье, но из фиакра вышел не изящный денди, а щеголевато одетый в ливрею лакей и, отдав привратнику письмо, снова прыгнул в фиакр и покатил дальше. Не желая дать ему заметить, что его преследуют, я должен был дать ему отъехать пол улицы и пустился снова в погоню. Мне удалось его нагнать только на проспекте Великой Армии, где он и вошел в дом № 21.

– И только? – переспросил комиссар, видимо разочарованный в докладе своего помощника.

– Почти, но тут еще есть маленькое обстоятельство: в доме № 21, живет графиня Мирабель, по первому мужу Карзанова, а в № 43 парка Монсо проживает русский миллионер Клюверс, получивший все состояние за женой, урожденной Карзановой. Про него ходят нехорошие слухи. Он два раза чуть не попал в «Correctionelle» […police correctionelle – исправительная полиция], и о нем тоже спрашивала лондонская полиция…

– Но кто же был этот переодевающийся лакей? Вы узнали?

– Некто Луи, лакей из русских, служащий у графини Мирабель больше полугода.

– От кого вы это узнали?

– От кучера графини – он мой земляк, но, к сожалению, я не мог расспросить его более: у них в доме похороны.

– Кто умер?

– Какая-то русская, очень богатая, приехала с мужем и ребенком, и вчера умерла скоропостижно!..

– Странно! – проговорил сквозь зубы комиссар. – Маскарад днем, ведь, теперь не время карнавала. Постойте, узнайте фамилию умершей и её отношения к графине Мирабель. Что же вы стоите, вы можете идти, мой любезный месье Вильбуа.

Но Вильбуа переминался с ноги на ногу.

– Вот видите, господин комиссар: как мне показалось, за наряженным лакеем следил еще кто-то.

– Вот как, и вы не знаете кто?

– В том-то и дело, что я не мог гнаться за двумя зайцами; я погнался за крупнейшим.

В это время раздался стук в дверь, и на пороге показался слуга с докладом, что посетитель требует свидание с господином комиссаром, по весьма экстренному делу.

– Проси! – отозвался господин Фигье, – а вы, Вильбуа, можете идти, я вами очень доволен и доложу о вас господину префекту.

Вильбуа поклонился и направился к выходу, но у двери встретился лицом к лицу с входящим посетителем, и невольное движение изумления отразилось на его лице.

– С кем имею честь говорить, и что привело вас ко мне, господин? – спросил, приподнимаясь на встречу посетителя, господин Фигье.

Вошедший был тот самый американец, которого мы видели в первой главе романа, следящим за лже-лакеем графини Мирабель. На этот раз он был одет во все черное, с видимым желанием показаться джентльменом.

– Моя фамилия Гульд, Генрих Антон, негоциант из Сан-Франциско. Вот мои бумаги – они в порядке… Что же касается дела, которое привело меня сюда, оно такое важное и такое сложное, что я попрошу у вас полчаса времени… – разговор шел на ломаном французском языке.

– Прошу садиться, – сказал вежливо господин Фигье, возвращая бумаги: – мне кажется, что вам удобнее будет изъясняться по-английски, я понимаю этот язык.

Посетитель очень обрадовался и продолжал уже по-английски: