Ручей

Инфузории вели себя прелюбопытнейшим образом, он всё детально зафиксировал и снова прилип к микроскопу, так до обеда и просидел. А когда достал заботливо собранный женой особый, диетический перекус, оказалось, что в сумке нет сигарет. Нет, пачка была, но в ней одиноко лежала зажигалка с рекламой суперпылесоса, который разве что постельное бельё не сможет выгладить хозяйке, но всё остальное сделает, даже борщ и сына. Экая досада, господа! На все увещевания родственников бросить эту вредную и немодную привычку, Григорий Павлович неизменно отвечал, что в его годы что-либо бросать более вредно, чем оставить как есть, впрочем, количество сигарет по настоянию врача старательно учитывал: не более четырёх в день. Утром, с чашкой чая, после обеда, по возвращению домой и на ночь. И вот, вместо четырёх он выкурит три сигареты, а то и две! Немыслимо, таких страданий он ничем не заслужил.

Григорий Павлович вышел из кабинета и направился к лаборантке, которая сидела в стеклянной лаборантской на своём вертящемся стульчике и «залипала», как принято было когда-то говорить, во все мониторы сразу.

— Илоночка, — поглаживая бороду, спросил он, — нет ли у нас поблизости студента, к примеру, на пересдачу?

— Нет, — удивлённо ответила та, бросив «залипать».

Илона всегда выглядела удивленной и походила на встревоженную курицу, даже когда радовалась. Изо рта у нее пахло, порой Григорий Павлович думал, что негоже лаборанту кафедры микробиологии носить в собственном горле чашку Петри и не лечить вульгарный галитоз, но сказать нечто подобное было немыслимо неловко, оттого попросту старался Илону не обонять.

— Жаль, я стрельнул бы сигарету, — он с улыбкой развёл руками.

— Сейчас никто почти не курит, — сказала лаборантка. — Сейчас все капают глазные капли, от них настроение.

— Гипертоники благодарят покорно, — шутливо отказался Григорий Павлович.

Между капельным, порошковым, алкогольным, даже кофеиновым прекрасным настроением с одной стороны и терпимым самочувствием с другой он уже давно выбирал последнее.

— А курят только динозавры вроде вас да Марьи Ивановны.

— Ах, сердечно признателен за наводку!

Григорий Павлович поспешно, то есть, самым неполезным образом проглотил свой диетический обед, снял халат и пошёл на кафедру ксенозоологии, раскланиваясь по дороге с коллегами и доброжелательно здороваясь с детьми, которые сновали тут во множестве и в самых различных легкомысленных вариациях, мальчики, девочки и гендерно неоднозначные экземпляры. Эх, молодость, молодость!

На втором этаже снова разболелось колено, и на шестой он поднялся в лифте, вместе с первокурсниками. В лифт набилось четверо: две девчонки в очках, один парень, выкрашенный в розовый колор, другой, умело накрашенный, с янтарными серьгами. Накрашенный предельно серьёзно изучал математику, но розовый исподволь гладил по ноге одну из девчонок к огромному её, кажется, удовольствию, судя по широкой улыбке. С ними Григорий Павлович минутку поболтал. Ему нравилось общаться с молодёжью: пошутишь с ними, послушаешь их глупой музыки — и сам себя студентом ненадолго, да почувствуешь.

Кафедра ксенозоологии как обычно полнилась звуками. В просторных клетках и вольерах содержалась безопасная и средней опасности фауна, отчего некоторый запах, иномирное тявканье, шипение и птичий крик здесь были самым обычным фоном, и он возрадовался, что его милейшие инфузории так тихи и приличны, так бесподобно ожидаемы и так парадоксальны. В лектории у стены в фривольной, вычурной позе стоял скелет человека, над ним угрожающе завис скелет рогача, а вот живых людей не наблюдалось, даже вольеры двоечники с прогульщиками не чистили. Пискнула дверь и вбежала знакомая студентка, круглая отличница, староста группы третьего курса.

— Настенька, здравствуйте, а где все? — спросил Григорий Павлович.

— В прозекторской, — ответила та, — тоже здравствуйте очень сильно. Идёмте скорее смотреть, как нового зверя препарируют!

Григорий Павлович пошёл за нею.

В прозекторской кафедры, вокруг стола скопились белые халаты, над ними торчали разноцветные детские головы и царствовала седая стрижка Марии.

— А я Григория Павловича веду! — крикнула Настенька.

Дети неохотно расступились.

— Salve, Mari, — сказал он, — salve alumni.

— Intra, Gregor, — Мария улыбнулась. — Погляди, кого достать удалось.

Григорий Павлович поглядел на распластанное на столе, открытое будто дамская сумочка тельце, и неприлично закашлялся, потому что слишком резко вдохнул и подавился капелькой слюны. Такого же зверька намедни он видел, слышал и, простите, обонял вживую.

— Где же вы его взяли? — откашлявшись, спросил он.

— Её, это самка, — быстро поправила Настенька.

— Племянник моего стоматолога работает в Еlectricorp инженером, — сказала Мария.

— Слыхал, янтарь добывают, убийцы экологии, — кивнул Григорий Павлович.