Ручьём серебряным к Байкалу

И сыну казалось, что он, несмотря ни на что, не обиделся на отца за прохладный приём, за неласковые проводы, за нежелание поддерживать какие бы то ни было отношения. Вспоминая ту встречу, он стыдил себя, что лез к отцу с глупыми и наивными вопросами, а минутами так попросту глумился над ним. Называл себя мальчишкой, бестолочью. Он понимал, что отец всё же молодец: не фальшивил и не врал, хотя и грубоват, но откровенен и чист, как ребёнок.

И теперь Лев знал, что нужно делать, – найти свою любовь и сохранить её.

И стать счастливым. Просто счастливым.

Но только бы не ошибиться, не повториться, не родить несчастных детей, а после не мучиться всем! Отец смог начать заново, а Лев переживал – не придётся ли и ему после выправлять свою судьбу? И он зачем-то поигрывал словами: вытравлять, выправлять. Но тут же упрекал себя, что не боится ли он жизни, ещё и не начав по-настоящему жить. Надо понять, уверял он себя, что не спрячешься, подобно Премудрому пескарю из Салтыкова-Щедрина, и никто другой за тебя не проживёт твою жизнь. Надо жить, а не рассуждать о жизни. Надо любить себя и людей, а не подозревать всё и вся в какой-либо неполноценности, в отклонениях, в роковых ошибках.

Своим чередом Лев поступил в политехнический институт. Но уже когда сдал вступительные экзамены и был зачислен, спохватился, не спохватился, но тем не менее немало подивился своему поступку: как отец – будет строителем. Однако Льву представлялось, что отцу он не хотел подражать. Никак, никогда! И мать не нажимала, какую профессию ему выбрать, а рассудила просто, ласково:

– Сам, Лёвушка, решай. Ты у меня с пелёнок самостоятельный. Противленец, одним словом, – печально улыбнулась она.

– Хм, противленец! Любимое словечко моего досточтимого папаши, – рассердился Лев и с досадой подумал, что, наверное, как не переубеждай себя, но засела-таки в нём обида на отца, если уж совсем ни в чём не желает на него походить, что-либо повторить из его судьбы.

Льву страстно, неотступно хотелось, чтобы его жизнь вызревалась по-другому, непременно по-другому, так, как он хочет, только как он хочет, чтобы никто и никогда не распоряжался его жизнью и стремлениями. Он и только он может быть распорядителем и властелином своей судьбы!

На втором курсе замыслил бросить политехнический, куда-нибудь перевестись, можно было в железнодорожный по соседству. Но на этот раз мать вступилась:

– Лучшей профессии, чем строительной, ты для себя, Лёвушка, не найдёшь. Поверь мне. Строители всегда и всюду нужны. И заработки у них приличные. – Она с острым, но улыбчивым прищуром посмотрела на грустного, недовольного сына: – Я ведь знаю, сынок, чего ты хочешь в жизни. Ты хочешь создавать что-нибудь новое, а не пользоваться чем-нибудь ветхим и старым. Ты хочешь по-другому прожить жизнь. Не так, как я или твой отец. А строишь, к примеру, дом – не созидаешь ли и себя и свою душу? Строитель чем занимается? А вот чем – заполняет пустоту. Пустоту жизни, пустоту мира, пустоту нашего быта. И люди радуются, если пустота заполнена чем-нибудь достойным и красивым. Ты меня понимаешь?

– Спасибо, мама, за блестящую лекцию, – был язвителен Лев. – Теперь я знаю, что без строителей жизнь на планете Земля невозможна в принципе.

Она тихонько примолвила:

– Это не мои мысли. Так высоко и с любовью говорил о строителях отец.

– Твой отец? – отчего-то резко спросил Лев, хорошо, однако, понимая, о чьём отце сказала мать.

– Твой отец. Твой.

– А-а.

– Ты поморщился?

– Так, зуб побаливает, – отвернулся сын, чувствуя, что щёки его зажгло. – Что ж, политех, так политех. Не звёзды же с неба ловить, чтобы чем-нибудь заполнить пустоту своей и общей жизни.

– Ты стал как-то странно относиться ко мне, Лёвушка.

Сын промолчал, неопределённо пожал плечами и ушёл в свою комнату, зачем-то закрылся на щеколду. Повалился на диван, уткнулся лицом в подушку. После той последней встречи с отцом что-то теперь мешало Льву быть с матерью душевным, открытым, лёгким, оставаться просто сыном, просто её ребёнком. Он, взрослея, начинал чувствовать её так же, как отца: что и она где-то далеко-далеко живёт. Рядом же с ним ненароком очутился другой человек, внешне похожий на мать, а потому что же с ним, неродным да влезшим в чужую жизнь, церемониться?

Мать постучалась, но сын не впустил её. Услышал – она вздохнула и отошла. А он, сжимая зубы, думал о том, что ему стало тяжело жить с матерью, что появится первая возможность – уйдёт из дома, заживёт самостоятельно, по-своему. Ему казалось, что мать придумала для себя счастье с его отцом, что за него она вышла не по любви, а чтобы комфортно и удобно жить. Теперь же придумывает счастье с этим странным, располневшим, послушным ей мужчиной, и этот её новый муж нужен ей тоже только для того, чтобы жить комфортно и удобно, как привыкла при отце с его немалыми зарплатами. Новый муж тоже неплохо зарабатывает, и мать может привычно для себя домохозяйствовать, жить, полагал сын, в своё удовольствие.

Он неожиданно выжал сквозь сомкнутые зубы:

– И мать, и отец – оба мне противны!