Ручная кладь

– Это случайно не пельменная, – поинтересовалась Наташа, припоминая какие в округе есть забегаловки.

– Ну, называется она, может и пельменная, но шеф-повар там – просто бог.

«Ну да, – подумала Наташа, – угостить в пельменной и трахнуть в гараже».

– А потом, – продолжал Лев, – зайдем в гараж за моим Мерседесом и поедем, куда вы захотите.

Наташа залилась хохотом.

– Я знаю, что вы подумали, дорогая, но у меня даже в мыслях этого не было, – начал оправдываться ухажер.

– Нет, Лев Исаевич, сегодня точно нет.

– Если вы передумаете, звоните. Вы свет моих очей, вся радость моей жизни!

– А как же жена, Лев Исаевич? – прервала его душевный порыв Наташа.

– Ах, Наташенька, Сара – чудесная женщина, но у нас давно уже приятельские отношения, чувства угасли. Звоните, милая, прилечу на крыльях любви хоть на край света.

Он еще раз прижал руку Наташи к своим губам и вышел из кабинета.

Девочка прыгала на заднем сидении машины, играя с мотыльком.

– Даша, пристегнись!

Наташа обернулась к дочери.

– Мамочка, но нам с Тинк нужна свобода! – Девочка выпускала мотылька и снова ловила его ладонями. – Ты просто веди машину аккуратно и ничего не случится.

– Даша, мне сколько повторять?

Девочка тяжело вздохнула и пристегнула ремень безопасности. Наташа завела машину и тронулась в путь. Негромко играла музыка.

– Тинкер Белл, Тинкер Белл, – напевала Даша на заднем сидении. Наташа слушала пение дочери и улыбалась.

Машина вылетела на трассу так быстро, что Наташа вздрогнула. Нога выжала тормоз в пол, но было поздно, и джип врезался в ее автомобиль. Ударом их отбросило в сторону, и в глазах у Наташи потемнело. Сквозь набежавший на сознание полумрак, она увидела, как сквозь разбитое стекло улетает мотылек.

– Даша, – позвала она.

Девочка молчала.

– Даша! – изо всех сил закричала Наталья, делая усилие, чтобы повернуться к дочери.

– Мам не кричи, Тинк улетела, – сказала Даша, обиженным голосом вылезая из машины.

– Ты порядке? – спросила Наташа, смотря на девочку с нескрываемой тревогой.

– Я – да, а вот наша машинка – нет, – сказала Даша, осматривая повреждения на машине. – И Тинк нигде не видно.

Наташа нащупала в кармане телефон. Долго никто не брал трубку, потом, наконец, ответили, и она услышала недовольное бурчание:

– Лев Исаевич у телефона.

– Лев, – Наташа хотела произнести отчество, но почувствовала, как силы покидают ее, – вы не могли бы. Подъехать. Я попала в аварию. Со мной дочь. – Произнесла она короткими фразами, судорожно хватая ртом воздух. – Я на Ленинском проспекте. Пожалуйста.

– Наталья Викторовна, уже девять часов вечера, я старый больной человек, неужели вам больше не у кого попросить помощи.

Наташа выронила телефон и медленно сползла в щель между искореженными частями машины.

Солнце серебрило макушки елей и играло лучами в озерной глади. Девушка и парень сидели на берегу озера, обнявшись, не пряча счастливых лиц.

– На следующей неделе приедет моя мама, – сказал Олег, целуя девушку. – Я хочу ее с тобой познакомить.

Даша улыбнулась.

– А когда ты познакомишь меня со своей мамой? – прошептал Олег Даше на ушко.

– Когда захочешь.

– А она где?

– На Большеохтинском.

– Проспекте?

– Кладбище.

Олег разжал руки и посмотрел на Дашу печальным взглядом.

– Извини, зая, я не знал, что у тебя мама умерла.

– Ничего, я уже привыкла, это было давно. Она погибла в автокатастрофе, когда я была еще ребенком.

Даша задумалась и возникла тяжелая пауза. Олег растерянно посмотрел по сторонам в надежде загладить напряженность. Вечер потихоньку подкрадывался: распускались ночные цветы, привлекая к себе бабочек. Олег выбрал мотылька посимпатичнее и поймал.

– Смотри, какая прелесть, – сказал он, протягивая его девушке.

Даша осторожно взяла мотылька

– Это пальцекрылка, – сказала она, улыбаясь, – у меня была такая в детстве.

– И куда она делась?

– Улетела.

Дурной характер

Солнце ласково пригревало, сообщая всему живому о приближении лета, а работающей части населения – отпуска. Елена сидела рядом с открытым окном, сосредоточенно уставившись в пустоту. До начала ее отпуска оставались считанные часы, но несколько листов бумаги, лежащие на столе, не отпускали на отдых ни физически, ни морально. Она призывала на помощь силу воли, твердила: «надо писать рецензию», но не могла себя заставить даже прочитать первую страницу.