Ручной Привод

Наибольшее унижение для мужчины – демонстрация слабости, страха женщине. Или при женщине. Это противно самой сути тех, кто с самого Начала рождается охотником и воином. В конце концов, это просто противно. Но что делать? Проклятые фобии не давали Скотту оттолкнуться от стены, не позволяли сделать шаг. Проклятые фобии заставляли Гарри по третьему и четвертому разу задавать дурацкие вопросы.

– Мне будет больно?

– Да. – Пандора не скрывала от Скотта деталей.

«Мне будет больно! Меня будет рвать на куски! Я умру!»

На лбу выступила испарина. Дым благовоний бил в нос, магические символы расплывались, превращались в один огромный знак беды. Ведьма казалась монстром, ведущим его на жертвенный алтарь. Давил потолок, стискивая холод внутри тела. И посреди этого ужаса, в самом его центре – она. Спокойная, уверенная, опасная.

– Мне будет очень больно?

– Нет, скорее неприятно.

Скотт закусил губу.

– Но не так неприятно, как тебе сейчас.

Пандора знала, что Гарри стыдно, прекрасно понимала, что творится на душе у сильного, и в то же время – слабого, мужчины. Но что ему толку от ее знания? Скотт получил толчок, еще больше разозлился на себя, но…

Но он еще не изменился.

– Расскажи, как это будет.

«Опять».

Пандора знала, что Гарри на грани, что он способен убежать из подвала, отменить все и в этом случае его невозможно будет вновь уговорить на ритуал, а потому начала свою речь предельно мягко:

– Будет казаться, что тебя распирает изнутри и, одновременно, что сдавливает огромными тисками. Тебе покажется, что ты уменьшаешься и, одновременно, что ты взорвался и разлетелся в стороны. Эти ощущения будут длиться меньше десяти секунд – именно столько времени потребуется на главную часть ритуала, но тебе покажется, что прошла вечность.

– Ты меня пугаешь?

– Нет. Я честна с тобой.

– А моя жизнь?

– Ей ничего не угрожает.

Он верил каждому слову женщины, но никак не мог решиться. Ведь это так сложно – глубоко вздохнуть и сказать:

– Я готов.

Как в омут.

Скотт оттолкнулся от стены и быстро, пока предательски дрожащие ноги не понесли его к двери, добрался до стула.

– Скорее!

Пандора схватила скотч и торопливо примотала Гарри к стулу. Затем спокойно и аккуратно завершила укрепление пут, затратив почти весь рулон липкой ленты, встала между мужчинами, положив ладони на их лбы, и закрыла глаза.

– Пандора, – прошептал Скотт.

– Что?

– Я боюсь.

– Запомни это чувство, – тихо сказала женщина. – Больше оно к тебе не вернется.

Гарри вновь вздохнул и закрыл глаза. Пленник замычал. Но что толку в мычании?

– Именем Неназываемого! – громко произнесла Пандора. – Именем великого правителя Вечности! Именем темной Бездны!

Придуманное ею заклинание не относилось к какой-либо конкретной мистической школе, зато звучало красиво и внушительно. Заученные слова, вылетающие с заученной интонацией, накрывали помещение бессмысленной в своей эклектике вязью звуков, и эта механическая работа не отвлекала Пандору от основного ее занятия, от работы над «искрами» сидящих в подвале мужчин.

От раскаленных звездочек, сияющих внутри каждого. От чуда, которое с нами всю жизнь. От чуда, которое можно изменить.

И от охватившего ее наслаждения. От чувственного, почти физического удовольствия погружения в чужие «искры». В чужое «Я». Талант «резчика» позволял вскрывать самые таинственные, самые загадочные во всей Вселенной субстанции. Почти бессмертные. Почти всемогущие. И мало какой «резчик» не ощущал себя богом. По крайней мере, во время работы. Никто из них не мог сдержать возбуждения, и Пандора не была исключением. Руки ее, окутанные светом, дрожали, губы подрагивали, на верхней выступили капельки пота, а по всему телу растекалось тепло.

И фоном для работы была дерзкая, но от того еще более восхитительная мысль:

«Я равна Ему!»

* * *

– Осваивайтесь, господин старший помощник.

– У нас от начальства секретов нет, правда, брат Бизон?

– Правда, брат Бандера: все покажем, все расскажем. И абсолютно бесплатно.

– То есть – не за деньги.

– А ежели что непонятно будет или незнакомо, допустим, – вы спрашивайте, не стесняйтесь, мы любую загогулину объяснить можем.

– Не зря ведь семьдесят три года здесь мотаем.

– Семь месяцев и восемь дней.

– Не восемь, а девять, – поправил приятеля Бизон.

– Восемь. Я в календарике дырочки прокалываю.

– Дырочку проколоть и дурак может, брат Бандера. А вот арифметика не всякому дается.

– Ты на что намекаешь, брат Бизон? – ощетинился белобрысый.

– Хватит пререкаться! – Прикрикнул Ясень, которого начала утомлять болтовня кочегаров. Или санитаров? Или кем они были на самом деле? Бизон и Бандера выполняли на Подстанции черную работу, по мелочам помогали всем сотрудникам, а заодно вносили в жизнь сотрудников приятное разнообразие в виде визитов представителей власти, взволнованных мужей и беременных девиц. Для чего раздолбаев прислали на Землю, Виктор не понимал, по всему выходило: только ради того, чтобы заполнить положенные по штатному расписанию единицы.

– Есть, господин старший помощник! – молодцевато выдал Бизон.

– Будет исполнено, господин старший помощник! – поддержал приятеля Бандера.