Руда

Егор не отставал от своих товарищей в ученье. Ему очень пригодились и опыт заводской работы, и то, чему успел научиться от Дробинина. Вот только названия у саксонца дикие, ни на что не похожие. Дробинин говорил: «песошный камень», «горшечный камень», «горновой», «известной», «точильный камень», и сразу было понятно, какой к чему. А тут зубри: «глиммер», «штейнмарк», «кварц», «гемс», «болусс»…

В один погожий холодный день, около покрова, рудознатец повел учеников в горы применяться к рудоискательной лозе.

Вышли из крепости по шарташской дороге. Рудознатец шагал впереди, он был не в духе. Ученики догадывались почему: вчера в Конторе горных дел у него был спор о лошадях и повозке для загородных учебных вылазок. Давали ему одну лошадь, — он не захотел. Сказал, что пешком лучше будет ходить.

Егор нес ящичек, обитый кожей, — тяжелый ящичек, хоть и ловко приспособленный для плеч на ремнях. Рудознатец не объяснил, что в ящике, но Егор не сомневался, что там знаменитая лоза, которая чудесным образом указывает места, где под землей лежат руды. Поэтому Егор выступал гордо и отказывался от помощи. Фон дер Пален нес лопату, а Качка — каёлко.

Быстро дошли до села Шарташ. В Шарташе видели раскольничий праздник. Толпа пестронарядных кержачек обступила поле около кладбища. На поле шли состязания: бородатые, стриженные в скобку кержаки, сняв полукафтанья, стреляли из луков в цель. В толпе горластым, сильно окающим говором обсуждали полет каждой стрелы.

Гезе приветствовал толпу, как всегда, по-своему: «Глюкауф». Ближайшие кержаки неспешно прикоснулись к шапкам, глядя мимо немца. Женщины поклонились в пояс, без всякого, впрочем, смущения или страха.

Прошли улицей села. В конце проулков, с правой стороны, виднелось большое озеро. Из труб струились сытые жирные запахи праздника.

За Шарташом, верст через пять, Гезе свернул в лес. Должно быть, он не раз бывал здесь рчаньше — не колебался, не искал прохода, вел как по городу. И привел к каменистым холмам, поросшим диким малинником, жимолостью и корявым березнячком.

Егор с облегчением отстегнул пряжки ремней.

Рудознатец начал занятия. Прежде всего он разослал учеников на сбор камней, а когда набрались груды разных каменьев, больших и малых, заставил распознавать их, вспоминать названия.

Потом Гезе вынул из кармана перочинный нож и срезал березовую ветку с развилиной. Ветку очистил от лишних сучков, так что от комля расходились только два отростка в виде недавно упраздненной ижицы.

Фон дер Пален переводил:

— Волшебная вилка — горный инструмент. А кто с ней по горам ходит, тому открывает минералы, руды, воду и прочее. Такая персона зовется: «лозоходец».

Гезе показал, как следует браться за лозу. Надо взять за два конца руками наизворот, а комель обратить кверху.

— Кверху держать, — повторил фон дер Пален за рудознатцем. — Перпендикуляром. Так, чтобы ладони к лицу, а пальцы к земле обращены были. И держать как можно крепче. — Несколько шагов прошелся Гезе сам и сразу же заставил ходить учеников: — Надо примечать то место, где лоза в руках подвинется и верхним концом к земле склонится. В таком месте следует заметку положить или колышек вбить. И так главное простирание жилы узнается.

Егор стиснул ветку изо всей силы — пальцам больно — и ходил старательно.

— Пусть свою лозу покажет, — бормотал он фон дер Палену. — Что он нарошную-то нам изладил?

Когда все трое научились правильно держать лозу и ходить с ней, рудознатец заявил:

— Вот и всё. Так и ищут, без всякого дальнего искусства. Лозу можно делать сосновую, дубовую, из вербы или из другого дерева, какое случится. Многие употребляют, напротив того, железную или медную проволоку или кость, — можно и то, лишь бы наподобие лозы изобразить.

Сказав так, рудознатец нагреб в кучу сухих листьев и сел. Ящичек он поставил перед собой на камне и стал развязывать ремни. Ученики обступили его. Гезе приостановился, взглянул на учеников и что-то недовольно пробурчал.

— Говорит: урок кончен, можно отдохнуть, — перевел фон дер Пален.

Ученики в недоумении отошли. Уселись в стороне на горке и поглядывали искоса на саксонца с ящиком.

— А ведь ничему мы еще не научились, — сказал со вздохом Качка. — Вот выпусти нас одних в горы, разве что найдем? Даже как начать не знаем.

— Тверженье сплошь, — согласился и Сунгуров. — Мне по ночам всё штокверки снятся, а в натуре ни одного не видал.

— И не надо, — беспечно заметил фон дер Пален. — Мне, то есть, не надо, не знаю, как вам. Я инженерный ученик, буду кончать учение по механике. Оно спокойнее и понятнее.

— Ну нет! — Егор стукнул каёлком по камню. — Я из него всё высосу за три месяца. Пусть учит по-настоящему. Мне другого случая во всю жизнь не дождаться. Плохо вот, что немец он. Адька, учи меня по-вашему балакать.

— Языку научиться год надо, а Гезе зимой уедет. Да и когда учиться-то: с утра до ночи «горное художество» долбим, а скоро еще пробирное прибавится.

— Ты самые главные слова только, чтобы я спрашивать мог, что мне надо.

Маленький Качка вдруг привстал, шею вытянул:

— Глядите, ребята, — открыл…

Все посмотрели на рудознатца.