Читаем Рудник. Сибирские хроники полностью

Прошло три года. В Ас-пильтирне произошло много перемен. Число русских значительно увеличилось. Приехал новый семейный абыс. Добрый старый абыс ослеп и потому был отставлен от службы. Но он не покинул обитателей долины Агыбана и Ахсаса. Неожиданно для себя, очутившись на склоне лет своих в роли миссионера среди языческих инородческих племен, он полюбил всей душой этих детей природы. После пятилетнего служения среди них он еще более привязался к ним. Полюбили его и привязались к нему и инородцы. С внешней стороны в работе абыса не было успеха. Он почти никого не окрестил из инородцев. Но это только потому, что он не торопился крестить. Он мог бы окрестить очень многих, но он знал, что это крещение было бы несознательным. А он не хотел этого. Он верил, что придет время, когда путем продолжительнаго и прочнаго влияния христианской проповеди словом и жизнею на инородцев в мировоззрении последних произойдет коренной перелом и они сознательно и с верой будут принимать крещение. В таком же смысле писал ему его друг и товарищ по учению, который, будучи миссионером в одном сибирском углу, уже имел радость видеть плоды своей работы. Абыс мечтал об открытии школы, о влиянии ея на жизнь инородцев, но не успел осуществить этой мечты. Лишившись зрения и службы, он, однако, не лишился добраго, отзывчиваго сердца. Ему было жаль покидать инородцев. Родных у него никого не было. И он решил остаток своей земной жизни провести среди этих непросвещенных людей с тем, чтобы, насколько возможно, послужить им еще. Со своим заместителем он не мог сойтись во взглядах. Новый абыс был человек не злой, но больше заботившийся о своем благополучии, чем о спасении своей паствы. Он почти совершенно не интересовался внутренней жизнью инородцев. Относительно крещения был согласен с писарем, и действительно у них дело пошло быстро. В первый же год новый абыс окрестил свыше сотни человек. Когда старый абыс говорил ему, что окрещенные им инородцы продолжают шаманить и почти ничего не сознают, к чему обязывает их крещение, то он возражал:

– Э, батенька мой, да ведь вы учили историю. Помните, когда св. Владимир крестил русских, те тоже плакали о своем Перуне и не больше понимали христианскую веру, что и наши инородцы, а однако же благодаря этому весь русский народ стал христианским. Это будет гордость с нашей стороны, если мы захотим сделать лучше, чем Владимир святой…

– То, что князь Владимир по обращению своем в христианство, – ответил старый абыс, – в своей личной настроенности и жизни настолько переродился и возвысился, что церковь его причислила к лику святых, вовсе не обязывает нас повторять ошибки своих предков по вере в деле просвещения язычников и обращении их в лоно церкви. Ошибаться же может всякий человек. Ошибался, как видно из Писания, апостол Петр. Мог ошибиться, следовательно, и равноапостольный князь Владимир. К тому же в истории нет достаточных данных, чтобы судить о том, чья здесь больше была ошибка – самого ли Владимира или его советников и церковных правителей того времени. А что это была ошибка, я не сомневаюсь, так как вся последующая история русской жизни и до сих дней носит на себе характер двойственности. И до сих пор среди русских слишком мало истинного христианства…

От таких слов новый абыс возмущался и начинал горячиться. Такая точка зрения ему казалась чуть ли не еретической. После двух-трех бесплодных попыток до чего-нибудь договориться старый абыс решил больше на эту тему не говорить со своим преемником. Вскоре же он оставил Ас-пильтирн, чтобы путешествовать из ала в ал.

Вскоре вся долина Ахсаса знала, что «каракчох абыс» (слепой священник) ходит по алам и везде рассказывает о том, как надо жить. В большинстве случаев его слушали внимательно. Но абыс не обольщал себя, он знал, что от этого внимания до веры еще далеко; но он и смотрел на свою работу лишь как на подготовку почвы для будущего посева. Он глубоко верил в то, что ни одно доброе слово не погибнет совершенно бесследно. И вот он ходил и ходил по селениям и юртам язычников, говорил о правде, святости, о борьбе с природною греховностью, о Христе и Его учении… У него был мальчик вожатый. С потерей телеснаго зрения абыс еще более развил в себе душевную зоркость и сердечную чуткость к горю и страданиям человеческим. Многие после его ухода из ала говорили:

– До сих пор мы не знали, что есть утешение в скорбях и печалях. Теперь мы узнали его через абыса.

Все выше и выше заходил абыс по долине Ахсаса. Поживши несколько дней в одном але, абыс переходил в другой ал.

В юрте, где он ночевал, по вечерам набивалось много народу, чтобы послушать его рассказы. Большинство было любопытных, но некоторые из слушателей глубоко задумывались над словами абыса. Иногда абыс останавливался где-нибудь в поле, на берегу реки, и если там случались люди, он говорил с ними о Творце мира и о жизни по воле Его.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Вечер и утро
Вечер и утро

997 год от Рождества Христова.Темные века на континенте подходят к концу, однако в Британии на кону стоит само существование английской нации… С Запада нападают воинственные кельты Уэльса. Север снова и снова заливают кровью набеги беспощадных скандинавских викингов. Прав тот, кто силен. Меч и копье стали единственным законом. Каждый выживает как умеет.Таковы времена, в которые довелось жить героям — ищущему свое место под солнцем молодому кораблестроителю-саксу, чья семья была изгнана из дома викингами, знатной норманнской красавице, вместе с мужем готовящейся вступить в смертельно опасную схватку за богатство и власть, и образованному монаху, одержимому идеей превратить свою скромную обитель в один из главных очагов знаний и культуры в Европе.Это их история — масшатабная и захватывающая, жестокая и завораживающая.

Кен Фоллетт

Историческая проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза