Рудник «Веселый»

— Осади, осади, братишка, — приказал я. Семён не на шутку испугался. Гена Фисенко, когда приезжал за долгом, сам больше походил на просителя и чуть ли не клянчил свои же деньги. Семён понимал, что обнаглел, но отдавать долг не хотелось, тем более что кредитор сильно и не настаивал. Со мной он уже имел дело — тогда я приезжал без Ивана, с невысоким коренастым парнем по кличке Шалый. Разговаривали мирно, не угрожали. Мясник меня запомнил, как-то пару раз пересекались с ним на рынке, здоровался первым. Сейчас он хоть и косился на Ивана, на разбитое стекло, но не показывал вида, что боится. Видно, понадеялся, что опять закончится разговорами. — Так что, Сёма, будем с долгом делать?

— Не, ребята, я клянусь, отдам. Да он согласился на рассрочку, так что у меня есчо есть время. Рассчитаюсь, но не в этом году. Не, пацаны, ну это не ваши же проблемы, ну согласитесь? — попытался перехватить инициативу мясник. — Это же наши с Геной проблемы, и мы их когда-нибудь решим.

— А вот здесь ты ошибаешься. Теперь это наши проблемы, Сэмэн. — Я прищурился, положил руку на плечо должника и заглянул ему в лицо. — Что такое переуступка долга знаешь?

— Знаю, — Семён, успокоенный уважительной речью, не заметил пренебрежения и расслабился.

— Ты чё, сука, не врубаешься, чё те говорят?! — Иван, делая вид, что собирается пнуть камешек, «промазал» и попал ботинком должнику в живот.

Шипицын согнулся, хватая ртом воздух. Иван тут же ударил его ребром ладони по шее — не сильно, чтобы не убить, но и этого оказалось достаточно: мужчина рухнул на асфальт, хватая ртом воздух, словно вытащенная на берег рыба.

— Попинать, что ли?

— Давай, Иван, для профилактики, чтоб впредь деньги не зажиливал, — ответил я, в то же время придерживая друга, чтобы тот и вправду не добил мужика.

Мясник закричал. За забором исходила лаем собака, окна соседних домов быстро гасли — люди тушили свет.

— Осади, Иван, он нам живой нужен!

— Убью падлу! — Напарник распалился и уже занёс ногу над головой Семёна.

— Осади, сказал! — Я схватил друга за руку и дёрнул, оттаскивая от свернувшегося в калачик должника. — Поднимайся, козёл.

— Ребята, — прохрипел Шипицын, вставая на колени. Он попытался подняться, но снова упал.

— Поставь-ка его на ноги.

— Вставай, падла, — Ванька схватил жертву за воротник и резко дёрнул вверх. Тот пошатнулся, но устоял, вцепившись рукой в подоконник.

— Мужики, отдам, — проскулил Шипицын, плача. — Сейчас деньги вынесу.

— Не надо сейчас, Сёмушка. Завтра отвезёшь Генке, скажешь спасибо и в ножки поклонишься. И нас ты, Шипицын, в глаза не видел, понял?

— Ты понял, сука? — прорычал Иван, кидаясь к должнику. Тот сжался, ожидая удара, но я снова остановил друга.

— Не гони, Иван, он завтра всё сделает. Так ведь, Шипицын?

— У-уу… — кивая, промычал тот и заплакал.

— Смотри, Семён, ничего не перепутай, — вкрадчиво продолжил я. Семён с отвисшей челюстью, бледный, смотрел мне за спину. Сзади, матерясь, метался Иван — зрелище, конечно, не для слабонервных. — У тебя дом, семья, дочка-красавица. В политехе, слышал, учится? Нехорошо будет, если компанией попользуем…

— Ага! Я эту тёлку видел — давно просится! — Друг хохотнул, сжал кулаки и качнулся вперёд, делая соответствующий жест.

— Завтра привезу, ради бога, пацаны, дочку не трогайте… — прорыдал Семён.

— Привези. И если скажешь Фисенко, что мы попросили, то я тебя из-под земли достану. И Ивана останавливать больше не буду. Ясно? — Шипицын кивнул, промычав что-то нечленораздельное. — Скажешь Гене, что совесть у тебя проснулась. Самостоятельно решил долг отдать.

— Усёк, падла? — крикнул Иван, замахиваясь. — Усёк, не слышу?!

— Усёк, — проскулил Семён, падая на колени.

Кивнул другу — тот подошёл, наступил каблуком тяжёлого ботинка мяснику на пальцы. Шипицын взвыл, а мы, развернувшись, пошли к машине.

— Слышь, братан, я чёт не въезжаю. Зачем ты сказал, чтоб не говорил Генке, что мы долг выбивали? — спросил Иван, когда уже выехали за город.

— Так надо. Аркадий попросил. Ты опять разбил стекло? — заметил я равнодушно.

— Угу, — буркнул друг.

— Зачем?

— Да дебил, в натуре!

* * *

— Ты опять разбил вазу для цветов?..

— А… Что?.. — Я не сразу понял, что вопрос задала Аллочка. Воспоминание той давней поездки к Шипицыну промелькнуло мгновенно — ещё не включился зелёный сигнал светофора, мигал жёлтый, но так ярко, что на миг показалось, будто время сдвинулось, сделав скачок назад, и я прожил эту поездку полностью — все два часа, минута в минуту. — Ах да, ваза… Аллочка, я вот не понимаю твоей мелочности. Ну разбилась эта, так купим другую.

— Это не мелочность. — Аллочка посмотрела на меня серьёзным взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Я внутренне подобрался: вот настырная, опять возвращается к неприятной теме! — Это привычка. Я каждый раз вздрагиваю и сжимаюсь от страха, когда что-нибудь разбивается или ломается. И я не могу это контролировать. Это из детства. Если хочешь, я расскажу…