Нуреев мечтал о балете «Юноша и смерть», и мечта осуществилась. Автор либретто – Жан Кокто – всю жизни был увлечен образом древнегреческого певца и арфиста Орфея, спустившегося в подземный мир вслед за своей погибшей возлюбленной. Этой теме – любви и смерти, Эросу и Танатосу – посвящены многие его произведения. Кокто был не только поэтом, но и талантливым сценаристом и даже режиссером. Эту тему он воплощал и в своих фильмах, ставших классикой киноискусства.
Нуреев никогда не исполнял этот номер на сцене, но в 1965 году был создан небольшой фильм-балет, где Рудольф танцевал Юношу, а Зизи Жанмер – Смерть.
Съемочная площадка изображала полупустую комнату с серыми грязноватыми стенами, железной кроватью и несколькими стульями. Лежащий на кровати юноша поднимался, ощущая беспокойство и чье-то присутствие, начинал танцевать, пугливо озираясь. Потом появлялась Женщина, она же Смерть, прекрасная и влекущая. Поначалу она пугала Юношу, но затем он подпадал под ее обаяние. Однако Женщина не собиралась дарить ему даже поцелуя. Она дразнила Юношу и все время от него ускользала, а перед тем, как исчезнуть, завязывала на свисающей с потолка веревке петлю и властно на нее указывала. Смерть, самоубийство – единственный путь к чарующей, но недостижимой Любви. Юноша повиновался…
Потом были балеты «Экстазы», «Пелеас и Мелисанда», а 23 февраля 1967 года Пети поставил на сцене лондонского театра Ковент-Гарден балет «Потерянный рай», где главные партии исполнили Марго Фонтейн и Рудольф Нуреев. Автор музыки – французский композитор и дирижер Мариус Констан, близкий друг Ролана Пети и музыкальный руководитель его труппы, в будущем, дирижер Парижской оперы.
Балет «Потерянный рай» изображал сотворение Адама и Евы, их грехопадение и изгнание из Рая. Сначала на сцене появлялось яйцо – смутно мерцающая форма. Из этого яйца в голубых неоновых вспышках возникал человек в белом трико и начинал познавать окружающий мир и самого себя. Его движения поначалу были слабыми и отрывистыми, но потом к нему приходила уверенность. Тогда он опускался на колени, благодарный за открывшийся ему мир, а над его головой возникал оранжевый полукруг земли, зеленый полукруг неба и пунцовое солнце между ними.
Вслед за мужчиной рождалась женщина. Она появлялась из-за его спины, словно вырастая из его ребра. Поначалу женщина была беспомощна, и мужчина направлял ее движения и поддерживал ее. Потом она обретала самостоятельность и становилась равноправной партнершей. Они соприкасались пальцами, между ними словно проскальзывала искра. Отпрянув, они скользили друг к другу спинами, их поднятые руки встречались и одновременно смыкались ноги, так что прогнувшиеся тела образовывали почти правильный овал.
Сзади вырастало древо познания, и появлялся Змей, которого изображали пять танцовщиков, каждый из которых, лежа ничком, цеплялся ступнями за шею следующего. Их согнутые руки упирались в пол, подобно лапам гигантского ящера. Женщина исчезала в змеиных кольцах. На заднике появлялось ее лицо с широко открытыми полными влекущими губами. Мужчина опоясывал сцену двумя большими полетными кругами и нырял прямо в губы на заднике.
В последнем эпизоде мужчины и женщины в пурпурно-черных туниках с желтыми кругами на торсах изображали оргию. Среди них – Адам и Ева. Она еще сохранила нежность, а ее партнер уже был движим лишь чувственной страстью. Когда оргия достигала апогея, молния поражала мужчину. Женщина возвращалась к нему, осматривала его недвижное тело со смесью стыда и отвращения…
Ролан Пети вспоминал: «Наверное, самым дорогим для меня танцовщиком был Рудольф Нуреев. Он порой мог вести себя как последняя сволочь, но у него было настоящее горячее доброе сердце, и я это знал. Я любил его, и он любил меня, несмотря на то что мы сражались с ним в репетиционном зале».
Последним балетом, который Пети поставил для Нуреева, был «Собор Парижской Богоматери». Рудольф танцевал партию Квазимодо. К тому времени он был уже тяжело болен. «В гриме горбатого урода, печальный, тяжело дышащий – таким раздавленным, жалким и нелепым я никогда его прежде не видел. Лишь много позже узнал – то были трудные для него дни, танцевал он уже из последних сил…» – рассказывал Ролан Пети.
Нуреев не любил быть некрасивым, и эту свою роль он не любил. Балет послужил причиной того, что Нуреев с Пети поссорился и они долго не общались. Во время торжественного ужина после финального представления балета «Собор Парижской Богоматери» в Метрополитен-опера Нуреев напился и принялся громко кричать и ругаться, что на самом деле балет дерьмовый, что Пети Квазимодо не любит, что он сам его не любит, что Квазимодо – монстр…. Эти заявления сопровождались грязной руганью. Ролан Пети немедленно покинул ужин, а на следующий день позвонил руководству Опера Гарнье, где планировались гастрольные представления «Собора…», и потребовал убрать спектакль из репертуара. Конечно, после такого происшествия он был очень обижен на Нуреева. Помирились они лишь незадолго до смерти Рудольфа, причем тот сам позвонил Ролану Пети.
Постмодерн