Руфь

Дѣвушка ушла изъ комнаты. Послѣ озноба Руфь почувствовала жаръ. Она встала, и отворивъ окно, стала вдыхать свѣжій, мягкій вечерній воздухъ. Подъ окномъ росъ кустъ душистаго шиповника, разливая восхитительный запахъ, напомнившій Руфи о ея родномъ домѣ. Я нахожу, что запахъ напоминаетъ гораздо живѣе нежели предметы и звуки. Передъ глазами Руфи воскресъ ея маленькій садикъ подъ окнами комнаты ея матери, старый привратникъ, сгорбившійся надъ палкою и слѣдящій за нею глазами точно также какъ три часа тому назадъ, въ тотъ же самый вечеръ.

— Добрый старый Томъ! Я думаю, онъ и Мери охотно взяли бы меня къ себѣ; они вѣрно еще болѣе любили бы меня, видя что я всѣми покинута. Мистеръ Беллингемъ останется можетъ-быть не долго въ отсутствіи и возвратясь будетъ знать гдѣ найти меня, если я останусь въ Мильгемъ-Гренджѣ. Не лучше ли, въ самомъ дѣлѣ пойти къ старикамъ? — но пожалуй онъ разсердится! Я не могу думать объ этомъ — разсердить его, когда онъ такъ добръ ко мнѣ! Но во всякомъ случаѣ я думаю лучше сходить къ старикамъ спросить у нихъ совѣта. Онъ также придетъ туда за мною, и я посовѣтуюсь о томъ что мнѣ дѣлать съ тремя лучшими моими друзьями, съ единственными, что у меня есть на свѣтѣ.

Она надѣла чепчикъ и отворила дверь; но тутъ ей явилась на глаза объемистая фигура хозяина гостиницы, стоявшаго съ трубкою во рту передъ отворенною на дворъ дверью. Эта фигура широко и отчетливо выдавалась на фонѣ померкшей дали. Руфь вспомнила о выпитой ею чашкѣ чаю, за которую слѣдовало заплатить, а у нея не было денегъ. Она боялась, что ее не выпустятъ изъ дома, если она не заплатитъ и придумала оставить записку Беллингему, объяснивъ ему въ ней куда она пошла и что она не заплатила за чай. Ей, какъ ребенку, всѣ эти задачи казались равно важными; затрудненіе пройти мимо хозяина дома, стоявшаго у двери; необходимость объяснить ему нѣсколько обстоятельства (насколько ему нужно было знать ихъ); все это казалось ей до того щекотливымъ, затруднительнымъ, непревозмогаемымъ дѣломъ, какъ самыя крайнія положенія. Прежде нежели приняться за записку, она украдкою выглянула изъ комнаты, чтобы посмотрѣть все ли еще фигура хозяина загораживаетъ дверь на дворъ. фигура была на томъ же мѣстѣ, неподвижная, съ трубкою въ зубахъ, со взоромъ, устремленнымъ въ темную даль, становившуюся все темнѣе. Табачный дымъ направлялся въ комнату и снова причинилъ Руфи головную боль. Энергія покинула ее; она почувствовала слабость и отупѣніе и не способная болѣе къ размышленіямъ, измѣнила свой планъ. Она рѣшилась попросить Беллингема отвезти се въ Мильгемъ-Гренджъ и оставить ее на попеченіе ея скромныхъ друзей, вмѣсто того чтобы везти въ Лондонъ. Въ простотѣ души она вѣрила, что онъ тотчасъ же согласится, выслушавъ ея доводы.

Вдругъ она вздрогнула. Къ гостиницѣ подъѣхалъ экипажѣ. Руфь силилась прислушиваться, превозмогая біеніе сердца и шумъ въ головѣ. Беллингемъ говорилъ съ содержателемъ гостиницы, но Руфь не могла разслышать словъ; потомъ послышался звонѣ монеты к чрезъ минуту онъ былъ въ комнатѣ и взявъ ее за руку повелъ въ каретѣ.

— О сэръ, я хочу просить васъ отвезти меня въ Мильгемъ-Гренджъ, произнесла она, упираясь назадъ: — старикъ Томъ возьметъ меня къ себѣ.

— Хорошо, милая моя Руфь, мы поговоримъ объ этомъ въ каретъ. Я убѣжденъ, что вы послушаетесь убѣжденій разсудка. Впрочемъ и въ Мильгемъ-Гренджъ вамъ нужно ѣхать въ карстѣ, проговорилъ онъ поспѣшно.

Руфь не привыкла противорѣчить; отъ природы покорная и кроткая, она была ктому же слишкомъ довѣрчива и невинна, чтобы предвидѣть дурное. Она вошла въ карету, которая повезла ее въ Лондонъ.

ГЛАВА V

Въ іюнѣ 18… погода стояла прекрасная, солнце ярко свѣтило и цвѣтовъ было множество; Но іюль принесъ проливные дожди и мрачную погоду, заставивъ путешественниковъ и туристовъ убивать время набрасываніемъ пейзажей, дресированьемъ мухъ и перечитываньемъ въ двадцатый разъ немногія, захваченныя съ собою книги.

Въ одно долгое іюльское утро пятидневный номеръ Times'а находился въ постоянномъ путешествіи изъ комнаты въ комнату въ небольшой гостиницѣ, стоявшей въ одной южной деревенькѣ сѣвернаго Валлиса. Окружныя долины скрывались за густымъ, холоднымъ туманомъ, который поднимался по склонамъ горы, задергивая густымъ, бѣлымъ занавѣсомъ всю деревеньку, такъ что изъ оконъ гостиницы невозможно было видѣть красотъ окружающаго пейзажа. Туристы, наполнявшіе комнату, вѣроятно предпочли бы быть теперь дома, и такъ казалось думали многіе изъ нихъ, стоя у окна и придумывая чѣмъ бы пополнить скучный день. Сколько обѣдовъ и завтраковъ поспѣшно потребовалось въ это нескончаемое утро — знаетъ только одна бѣдная кухарка. Деревенскіе ребятишки стояли въ дверяхъ и если кто-либо изъ нихъ попредпріимчивѣе соблазнялся выскочить на грязную улицу, сердитая и занятая мать пинками загоняла его домой.