Руфь. Непреклонная

Вооз нагрузил на ослов снопы ячменя и поехал на холм возле Вифлеема, который он превратил в ток. Шемеш и молодые мужчины развязали снопы и бросили ячмень на твердую землю, где пара волов ходила по кругу, волоча за собой тяжелые деревянные доски, скрепленные вместе и спереди загнутые кверху. К нижней стороне этих досок были привязаны камни, которые толкли стебли и освобождали зерно. Препоясав чресла, Вооз работал вместе со своими слугами. Воздух был наполнен запахом размолоченных стеблей, волов, жаркого солнца и земли. Когда земля покрывалась толстым слоем размолоченных стеблей ячменя, волов уводили, а люди брали в руки веятельные вилы.

Вооз подбрасывал зерно в воздух. Полуденный легкий ветерок уносил прочь солому, мякину, а более тяжелые зерна ячменя падали снова на ток. Это был напряженный и тяжелый труд. Снова и снова Вооз вонзал вилы в груду обмолоченного зерна. Пот пропитал его тунику и бисеринками выступил на лбу. Он прервал работу и обмотал вокруг головы плащ, чтобы пот не заливал глаза. Вернувшись к работе, он запел песнь прославления, и слуги подхватили ее.

По мере того как дело продвигалось вперед, работники по приказанию Вооза собирали в кучу солому, которой в течение года топили печи, а еще ее использовали как корм для скота. Когда груды соломы и мякины были слишком малы, чтобы их можно было подхватить вилами, рабочие откладывали вилы в сторону и брали в руки лопаты. Они делали перерывы, чтобы поесть и попить, и снова возвращались на ток. Когда ветерок стих, некоторые из слуг махали плетеными ковриками и таким образом отделяли мякину от зерна. Другие рабочие начали просеивать зерно через сито. Зерна проходили через сито, а кусочки мусора застревали, и их выбрасывали вон. Плевелы тоже удалялись, поскольку, попав в пищу, они могли вызвать головокружение и болезни.

Жатва была такой богатой, что работы было на несколько дней.

— На сегодня достаточно! — крикнул Вооз.

Его повара приготовили ароматные блюда из тушеного мяса, чечевицы и фасоли. Появились подносы с фруктами, много хлеба и вина. Народ отдыхал, разговаривал, пел и смеялся, а на небе стали появляться первые звезды.

Светильники не зажигали, опасаясь, что начнется пожар.

* * *

Руфь сидела недалеко от гумна и наблюдала, как Вооз пел, смеялся и пил со своими слугами. Когда на небе зажглись звезды, она пересела поближе, праздник затихал. Вооз встал, и все собравшиеся разошлись. Слуги рассеялись в поисках места, где они могли бы поспать, укрывшись плащами. Рано утром снова начнется работа. Руфь наблюдала, как Вооз устраивался рядом со скирдой.

Она скрывалась среди выступающих камней еще час. Прежде чем выйти из укрытия, она хотела убедиться, что все слуги Вооза устроились на ночлег и уснули. Руфь не могла допустить, чтобы ее увидели здесь. Сплетни, подобно огню, распространятся по всему Вифлеему, уничтожая ее доброе имя. Мысль об этом мучила ее, когда она осторожно и медленно шла к тому месту, где спал Вооз. Сердце глухо стучало и болезненно сжималось.

Когда Руфь наконец подошла к нему и стала рассматривать его лицо, освещенное луной, ее охватили сомнения. Сейчас Вооз выглядел моложе своих лет, во сне все тревоги оставили его. Он лежал, закинув руку за голову. Трепеща, Руфь опустилась на колени возле его ног и осторожно, чтобы не разбудить его, отдернула его плащ. Он беспокойно зашевелился. Сердце Руфи отчаянно забилось. Она быстро и бесшумно свернулась калачиком у его ног и накрылась его плащом так, чтобы ночной холод не разбудил его. Затем медленно выдохнула, пытаясь успокоить свое бешено колотящееся сердце.

Она старалась расслабиться, но как могла она сделать это, находясь так близко к Воозу, что слышала его дыхание и ощущала его тепло? Руфь вдыхала запах его тела, смешанный с запахом земли, соломы и ячменя. Она вспомнила запах болезни и страха, который сопровождал Махлона в последние месяцы его жизни. Запах, который источало тело Вооза, был запахом жизни — тяжелого труда, плодов труда, земли, которую Бог дал ему. Его запах и возбуждал, и успокаивал ее.

Руфь сглотнула слюну и закрыла глаза, взволнованная чувствами, которые этот человек пробуждал в ней. Положив руку под щеку, она прислушивалась к стуку собственного сердца, раздающемуся в ушах, и тихому, ровному дыханию мужчины, лежавшему так близко от нее, что его ноги касались ее спины.

* * *

В полночь Вооз проснулся и продолжал спокойно лежать, раздумывая о том, что напугало его. Сон? Он не мог вспомнить его.