Руина, Мазепа, Мазепинцы

султана, так ведь его брат Григорий в Москве; тот столько же

знает, сколько и сам Петро Дорошенко.

Волконский сказал: Этот брат взят в плен и привезен в Москву

давно; не знает он о последних замыслах турецких и татарских.

315

Самойлович представлял: Все письма, какие были у Дорошен-

ка от турецкого султана и визиря и крымского хана, он уже мне

передал и о турецких замыслах все мне объявил; я о том писал

уже великому государю и вперед буду спрашивать Дорошенка и

писать к великому государю о всем, что от него узнаю. Посылать

же Дорошенка в Москву никак нельзя, для зазора малороссийских

жителей не только правой, но и нашей левой стороны.

Князь Волконский продолжал: Гетман, учини волю великого

государя, пошли Дорошенка без всякого сумнительства. Великий

государь берет его в Москву, жалуючи тебя же. Ведь Дорошенко

твой давний неприятель: он всяческие меры приискивал на твою

пагубу, на смуту и на разорение всего малороссийского народа.

Тебе самому дела эти лучше ведомы. Опасно, чтоб он, будучи на

сей стороне Днепра, по-прежнему своему злоковарству не

вымышлял бы каких-нибудь дел противных для тебя и не побуждал

бы на зло нежелающих покоя.

<Хоть он, - сказал гетман, - и был мне давний неприятель, только мы сами призывали его в подданство, и я, гетман, со

всеми старшинами, обещали и присягнули хранить его в целости

и прежних вин его уже не вспоминать,- а он от себя дал присягу

верно служить и быть в вечном подданстве великого государя.

Опасаться его нечего. И прежде, когда он не был еще в подданстве

у царя, я все знал, что у Дорошенка делалось, а теперь наипаче

все мне будет известно>.

Князь Волконский возразил: Дорошенко и прежде учинил

присягу царю перед кошевым Серком и прислал с тестем своим

в Москву турецкие санджаки, а после того опять списывался с

турецким султаном и крымским ханом. Его непостоянство

видимо, и вперед его надобно опасаться. Поэтому, гетман, учини

по воле великого государя, пошли Дорошенка со мною без

сумнительства.

<Челом бью на милости монаршей, - сказал гетман, - что, жалеючи меня, велит мне остерегаться Дорошенка. Я уже

приказал жителям Сосницы смотреть за ним, и если он хотя малое

что затеет, мне о том тотчас дадут знать. Только вот что я еще

скажу: Дорошенко оттого приехал ко мне и к боярину царскому

в обоз для учннения присяги, что доверился нашему

обнадеживанию, иначе бы он к нам и не приехал. После того, к нему

пришло на помочь тысячи две татар, и если б то случилось прежде

его присяги, то нелегко было бы нам его доставать в Чигирине.

Теперь же ему невозможно ничего дурного нам учинить: в Чи-

гирин посланы ратные люди, а сам он, Дорошенко, на сей

стороне. Чуть только что услышу, сейчас указ учиню над ним!>

<Господь Бог, - говорил князь Волконский, - сотворил

человека словесным и разумным: надобно быть осторожным в та-

316

ких делах, от которых уже было зло. Тебе, гетман, очень хорошо

известно, что Дорошенко принял подданство и свое гетманство

тебе сдал не от истинного своего желательства, а по самой

великой неволе. Письмо, которое писали к нему запорожцы

прежде вашего прихода, ясно показывает, что он хотел

сопротивляться. Гетман, имей и ныне опасение от Дорошенка, а если

ты его теперь со мною отправишь и станешь о нем писать к

великому государю, великий государь укажет учинить с ним все

по твоему гетманскому прошению>.

<Дайте мне время подумать, - сказал Самойлович, -

посоветуюсь со старшинами, которые ныне в Батурине>.

Стольник сказал: <Жалуючи тебя за твою верность и за

радетельную службу, великий государь указал мне с тобою об этом

деле говорить наедине втайне>.

Гетман произнес: <Не посоветовавшись со старшинами, невозможно мне этого учинить. У нас права; я, гетман, не

самовластен. Помыслю со старшинами и за тобой пришлю>.

6-го декабря прислал за царским послом гетман и на этот

раз беседовал с ним в присутствии старшин. <Вот, - сказал

он, - я мыслил со старшинами о тех делах, о которых я с тобою, князь, говорил: никак нельзя послать теперь Дорошенка за

вышесказанными причинами! Притом, теперь Дорошенко нужен для

суда над Рославцем и Адамовичем, а после суда я стану его

наговаривать: пусть сам добровольно пожелает ехать в Москву и

видеть царские очи. Ты же, князь, поезжай в Москву, а я в

грамоте своей к великому государю напишу, за какими причинами

невозможно посылать Дорошенка>.

<Без указа великого государя, не привозя Дорошенка, мне

ехать нельзя, — сказал князь Волконский, - не смею этого

сделать, а стану писать к великому государю, то заранее ведаю

подлинно, будет тебе царский указ таков, чтоб Дорошенка послать

со мною. Через это делается одно мешкание. Лучше бы ты, гетман, послал Дорошенка со мною без всякого сумнительства, надеясь

на милость великого государя>.

<Обожди царского указа, князь Иван Федорович, - сказал

Самойлович. - Я пошлю в Москву своего посланца с грамотою

и в ней объясню, почему невозможно посылать Дорошенка. Чаю

себе за то царской милостивой грамоты, потому что и прежде

указано было мне послать к Дорошенку в Чигирин стольника

Деримонтова, а я написал к великому государю, что этого

стольника послать невозможно, и за то мне выговора не было, а