это лето с весны не было ни разу дождя, по ночам не падали росы, травы посохли, духота и пыль томили ратных людей, у многих
разболелись глаза, и более всех терпел гетман, уже прежде страдавший
глазною болезнью; он ворчал, говоря окружавшим: <нерассудная эта
война московская совсем лишила меня здоровья! Чертовскую
тягость взяла на себя Москва! Вславились по всему свету, что повоюют
крымское царство, а они себя-то не умеют поборонить. Сидеть бы
им у себя дома при нашем промысле, да своих рубежей сторожить>.
Добрались до реки Конские-Воды, перешли эту реку 13-го июня
верст за 15 ниже острова Хортицы и 45 верст выше Запорожской
Сечи; расположились на стоянке в Великом Луге. Тут невыносимый
смрад стал беспокоить воинов: на южной стороне показалась чер-‘
ная туча, а за нею появилось вдалеке и пламя. Посланные на про-
ведки принесли известие, что впереди степь горит. Очевидно стало, что неприятели, вместо всякого другого оружия, изожгли на степи
траву, высохшую от зноя, чтобы таким способом не пустить
русских идти далее. В предшествовавшем году этим способом татары
прогнали поляков из Молдавии; тот же способ избрали они, чтоб не
допустить русских до крымских пределов.
Стали военачальники размышлять, что им теперь делать.
Неприятель, видимо, уклонялся от боя. Но перед тем отправлен был в
Крым из Москвы царский гонец, и военачальники решились
попытаться двигаться далее в надежде встретить этого гонца на
возвратном пути его из Крыма, либо татар, с которыми придется вступить
в бой. Двинулись по выжженной степи. Ратные чуть могли
тащиться. Пепельная пыль, взбиваемая ветром и движением войска, разъедала им глаза. Заболевали и люди, и лошади. Но не встречали они
ни гонца своего, ни татар; встречали только диких свиней, которые, спасаясь от степного пожара, метались из стороны в сторону.
Войска достигли, наконец, небольшой степной речки Анчак-
рака. 17-го июня выпал дождь и все сперва обрадовались, думая, 394
что теперь зной уменьшится, пыль прибьется и травы станут
расти. Но, подходя к речке, увидали новое затруднение: от
проливного дождя прибавилось воды, и не без труда устроили через
небольшую речку плотины из фашин.
Перешедши речку Анчакрак, двинулись снова по выжженной
степи, задыхаясь от копоти. Прошли еще 6 верст и дошли до
другой степной речки Карачакрака. Остановились.
На другой день военачальники собрались на совет.
<Невозможно следовать далее! - раздавались голоса в
совете. - Лошади все падут. И теперь они уже не в силах везти не
только пушки, но и повозки с запасами. Чем их кормить в
выжженной степи?>
<Травы было бы довольно на днепровских плавнях, да вода
еще не спала>, - заметили некоторые.
<Нет, и там травы было бы недостаточно для такого множества
лошадей>, - возразили другие.
<От дыма и копоти ничего не видно, — говорили третьи: -
когда явятся татары, невозможно будет распознать - где свои, где чужие!>
<У всех монархов, - произнес гетман, - разумные’ регимен-
тари обыкновенно не столько гоняются за тем, чтоб выиграть
битву, сколько стараются соблюсти целость своего войска. И мы
теперь, если зададимся намерением покорить Крым и поведем
войска далее по выжженной степи… как бы нам не испытать
беды не столько от неприятельского оружия, сколько от конской
бескормицы и от людского голода!
Не мало времени длился спор, наконец, порешили
большинством голосов - уходить назад. Военачальники в свое утешение
говорили: не затем ворочаемся, чтоб уходить совсем в города. Мы
сыщем себе привольные кормовые места и там остановимся, напишем к царям и подождем указа>.
- Но если неприятели проведают, могут напасть на нас там, где мы остановимся,. - сделано было такое замечание.
На это было подано и принято мнение: послать сильные отряды
к Сече, где находился Григорий Иванович Косагов, соединиться с
ним и чинить промысел над Кизикермеяем, чтоб не допустить хана
ни самому идти в поход, ни орды своей посылать против польского
короля. <Этим, - говорили в военном совете, - мы окажем услугу
и польскому королю, союзнику наших великих государей>.
Боярин князь Голицын назначил Леонтия Романовича Неплюе-
ва с 20.000 ратных людей, а гетман дал наказное гетманство своему
сыну Григорию, черниговскому полковнику, и поручил под его
начальство четыре полка: Черниговский, Прилуцкий, Переяславский
и Миргородский, да четыре полка охотных, из которых было два
конных, а два пеших, так что все козацкое войско, посланное туда, 395
состояло также из двадцати тысяч. Сверх того, гетман словесно
приказал кошевому Сагайдачному, бывшему тогда в гетманском войске, примкнуть к посланному отряду со своими запорожцами.
Отправивши отряды на юг, остальные войска были двинуты
к северу в обратный путь, и 20 июня, дошедши до Конских-Вод, остановились. Там увидели, что место привольное, травы
достаточно, вода хорошая. Гетман с козаками стал на одной стороне
реки, боярин с великорусским войском на другой.
Так простояли войска две недели. Посланы были гонцы от
боярина и гетмана с донесениями в Москву. Боярин в своем
донесении представлял дело так, как будто крымский хан от
трусости не решился вступить в битву с русскими, а приказал