Руина

Все принялись энергично обсуждать разные меры, которые нужно было принять сейчас же для того, чтобы разуверить Москву в искренности Дорошенко.

Решено было послать в Москву несколько доносов от совершенно различных лиц, но чтобы в каждом доносе точно был изложен план Дорошенко, который развил перед своими слушателями Самойлович.

Кроме того, решено было распускать исподволь всюду слухи, особенно среди московских стрельцов и начальников их, что к гетману от Дорошенко то и дело летают какие-то послы, а что Дорошенко уже совсем передался басурманам.

Сам Самойлович взял на себя труд разузнать истинное отношение Неелова к Многогрешному.

Заручиться согласием последнего было для него довольно важно, так как Неелов постоянно посылал свои отписки в Москву, в которых излагал положение дел на Украйне, и слова его в Москве имели большой вес и значение.

На другой день утром Самойлович отправился к гетману доложить о положении дел, какие он застал в Киеве.

Гетман встретил его весьма приветливо и тотчас же принялся расспрашивать о результатах его поездки.

Самойлович передал ему о разных бесчинствах, творимых ляхами вокруг святого города, причем преувеличивал все факты раза в три.

Кроме того, он сообщил гетману, что в Киеве поговаривают о решении Москвы в скором времени уступить навсегда Киев ляхам.

Последнее известие привело гетмана в исступленное бешенство. Забывая, что его может слышать Неелов, находившийся всегда в палатах гетмана, Многогрешный разразился страшно гневными речами против Москвы, Самойлович смиренно молчал и только иногда вставлял какое-нибудь тихое словцо, служившее будто бы для оправдания московских действий, а вместе с тем приводившее Многогрешного в еще большую ярость.

Наконец вспышка гетмана начала ослабевать, он приказал подать себе коня и в сопровождении казаков, мрачный и угрюмый, выехал со двора.

«Ну, теперь полетел на поле, не скоро вернется», — решил про себя Самойлович и отправился разыскивать Неелова.

В одном из гетманских покоев он и застал его. Неелов чрезвычайно обрадовался Самойловичу.

— А, пан генеральный судья! Каково здравствуешь, поживаешь? Мы уж тут соскучились без тебя! — приветствовал он его шумно.

— Спасибо за память, боярин… Живем помаленьку, молитвами святых угодников еще на земле держимся, а что тут, как у нас без меня, все ли благополучно?

Неелов осмотрелся подозрительно крутом и, убедившись в том, что они одни, наклонился к Самойловичу и произнес, понижая голос:

— Боюсь, как бы не было худа.

— Что там, боярин? От ляхов или татар зацепки какие пошли?

— Какие там ляхи и татаре! — Неелов махнул рукою и прибавил тихо: — А ты вот пожалуй ко мне, закусим маленько, потолкуем кой о чем: у меня-то дома повольнее.

— Ох, пане боярин, и рада б, как говорят у нас, душа в рай, да грехи не пускают. Боюсь, как бы гетман не доведался, да не умыслял бы лихого…

— Не бойся ничего, пане судья, — заключил Неелов, подымаясь с места. — Служи Москве верой и правдой, и служба твоя у нас забвенна не будет, а гетман уехал на поле, до утра не вернется. Приходи — ужо потолкуем с прохладой…

Самойлович охотно дал уговорить себя. Лишь только стемнело, он направился к Неелову.

После обильной закуски и выпивки собеседники разговорились.

— Что же тут случилось, боярин? — завел разговор Самойлович. — Налякал ты меня, ховай Боже, боярин, своими словами.

— Да вот все с гетманом неспокойно. Сам ты, пане судья, ведаешь, каково он с Танеевым обошелся негоже, а без тебя приезжал тут к нам из Москвы еще один посол, Михайло Савин, так с ним еще похуже того вышло.

И Неелов передал Самойловичу о том резком разговоре, который повел с Савиным гетман.

Самойлович молча слушал Неелова и с напускным сокрушением покачивал головой.

— Ох, ох! боярин! — произнес он со вздохом, когда последний умолкнул. — Вижу я, что дьявол уже вокруг сердца гетманского закинул сети.

— Видишь ли, побывали у Многогрешного послы от Дорошенка.

— Не может быть? —- изумился боярин.

— А так.

— Да кто же видел их?

— А вот кто: Думитрашка Райча, да Домонтович, да Мокриевич, да обозный Забела.

— Гм… — Неелов закусил бороду. — Все то враги гетманские… обидел их крепко Демьян… Может, они за то по злобе на него и свидетельствуют — Дорошенко не с чем присылаться к гетману.

Возражение Неелова смутило Самойловича, — что это переменилось здесь в его отсутствие? Неелов, такой доверчивый прежде, вдруг стал подозрителен, не доверяет свидетельству старшин…