Руины Арха

– Погибать, так в битве, значит? – сказал Борис ехидно. – Кстати, мысль…

И вот мы уже в круглом зале, периметр завален ломью, склоны мусора до половины высоты зала, но сердцевина более-менее свободна, она-то и стала ареной для спаррингов. Хотя больше похоже на избиение груши профессиональным кикбоксером. Двух груш.

Теперь не только ягодицы, но и все тело в синяках и ссадинах. Кате достается не меньше, и это бесит. Кидаюсь на Бориса вновь и вновь, может, все-таки смогу заехать в челюсть, но в тысячу первый раз нос клюет каменный ковер.

Катя бросается на Бориса как свирепая рысь, расцарапать харю или откусить палец, но Борис уклоняется играючи, угощает шлепками.

– Злости много, а техники мало, – заключает, не выходя из боя.

– Трактор купи! – огрызнулся я. – Будет техника.

– Остришь?

Едва поднимаюсь, меня качает, кожаный сапог со шпорой сносит как ураган, я кувыркнулся, в спину и череп воткнулись камни склона.

– Щас будешь тупить.

Впрочем, тупить мы с Катей начали давно, шатаемся как пьяные, держимся за головы, удары вялые, косые, с нами можно вытворять любое фаталити.

– Продолжаем, – сказал Борис.

– Не мучай, а! – вырвалось из меня. – Добей уже…

– Это армия, сынок.

Монстры уже кажутся заботливыми няньками. Не знаю, как мы пережили, наверно, нелепая случайность. Распластались, как выброшенные на берег осьминоги, на Борисовом плаще, тот милосердно – надо же! – расстелил у костерка. Рты хватают воздух как рыбьи, пот ест глаза, но поднять руки и протереть сил нет.

– Зачем против монстров каратэ? – простонала Катя.

– Во-во, против лома…

Договорить я не смог, в глотке пустыня.

Борис, сидя у костра, затягивается сигаретой, выдыхает сизую струю ровно, протяжно, будто не ногами махал, а собирал ромашки.

– Люди здесь пострашнее монстров.

Да уж, один Борис чего стоит…

Глубинный хруст… и словно камушки бегут по склону. Я кое-как сумел повернуть голову набок, по каменной насыпи у стены действительно катятся кусочки Руин, некоторые докатились до меня, укололи в свежие синяки, но я почти не ощутил. Склон вспучился, жутко крякнули трещины, и из самого черного разлома в центре высовывается голова гигантского насекомого, за ней тянется, ссыпая с краев норы волны каменных зерен в пыльной пелене, змееподобное черно-серое тело, собранное из валунов в чешуе, каждая чешуйка могла бы стать наплечником для доспехов.

– Упс! – выдал Борис, медленно вставая, окурок изо рта выпал, пальцы нащупали, утянули с пола дробовик. – Кажись, мы устроили стадион в чьей-то спальне.

Бронированное мясное метро все лезет и лезет, вздымается над ареной, загибаясь в монумент вопросительному знаку, утробное рычание, звонко щелкают кривые кинжалы жвал, в самом деле кинжалы – из металла, с огранкой, высекают искры. Между жвалами торчит пара прямых кинжалов, чуть меньше, в зеленой слизи.

– И что это за спящая красавица? – промямлил я, нет сил даже испугаться.

Щелкнул затвор дробовика.

– Многоножка.

– И где ножки?

В ответ лязгнуло так, будто легион разом вынул гладиусы из ножен. Из хребта и боков гусеницы меж чешуек вылезли ножи, от перочинных до мечей, лес клинков вырос за секунду, шеренги лезвий сверкают как серебряные лучи, у головы колышется роскошный воротник мечей.

Много у червя вовсе не ножек…

Инстинкт выживания требует отпуск, мне с горем пополам удается поднять себя, ставлю на ноги Катю, у той индикатор воли на нуле, без помощи так и осталась бы валяться. Обнявшись, вяло пятимся, головы запрокинуты, в тени чудовища будто негры. Даже размеры червя не могут разбудить в нас скрытые резервы. Я, вместо того, чтобы соображать, как спастись, размышляю, как этот ежик отбрасывает тень, если свет исходит отовсюду…

Лишь когда пасть выстрелила парой ножей, что сидели между жвалами, адреналин чуть не взорвал изнутри, я вместе с Катей отпрыгнул, упал на склон, ножи вонзились туда, где мы были только что, зеленая слизь течет с ножей на плиты.

Из опустевших десен в пасти монстра вылезли новые ножи. Тоже в зеленом киселе.

– Прости, что разбудили, – сказал Борис.

Пальнул многоножке туда, где у человека подбородок. Там торчат ножички, наподобие щетины. Шарики дроби вспыхнули оранжевым салютом, голову монстра чуть дернуло вверх, все внимание теперь на букашку с ружьем.

Пронзительный вой, жвалы раскрылись, следующая пара ядовитых жал полетела в Бориса.

Тот уже откатился на другую половину арены, плащ хлопнул как выстрел, едва поспев за хозяином, Борис вскочил.

– Ку-ку, я здесь!

Увожу Катю к выходу, прячемся под тенью арки. В этой битве нам делать нечего, только путались бы у Бориса под ногами.

Гусеница плюет ножи раз за разом, но Борис ловко прыгает в сторону, плюет в ответ колючие прозвища. Вряд ли тварь понимает слова, но ясно улавливает издевательский тон, с каждым выстрелом рык все громче, яда на клинках столько, что сталь тает как в кислоте, червь мотает башкой за Борисом, но попасть не может.