Руины стреляют в упор

— Перебиваюсь. Научился сахарин добывать, торгую понемногу, тем и живу.

Здесь он не соврал. Новый шеф сразу же после их знакомства предложил Рудзянке торговать сахарином. Даже станок передал для расфасовки сахарина. Большая доля выручки шла шефу, но и себя Рудзянко не обижал. Спекуляция сахарином давала ему возможность шнырять по рынку и подслушивать.

— И много зарабатываешь?

— Обижаться нечего. Деньги есть. Продукты тоже. Одним словом, кое-как приспособился... Только жить вот так скучно, без настоящего дела...

— Я понимаю тебя, — доверчиво сказал Никита. — Но это можно поправить. Я познакомился с одним интересным человеком. Он — член подпольного партийного центра. Кличка его «Клим». Партийный центр организует партизанские отряды, направляет туда людей. Надеюсь, со временем будет возможность и нам пойти в отряд. А пока надо помогать подпольщикам всем, чем только можно...

От радости у Рудзянки даже дыхание захватило. Он замахал руками:

— Подожди, подожди, друг, зачем ты так открыто говоришь мне об этом? Ты же не знаешь, кто я и что я... А может, я продам тебя вместе с твоей организацией? Может, я провокатором стал за это время?

Никита возмутился:

— Как тебе не стыдно говорить такое? Я не верю! Разве мог ты после того, что испытал от фашистов, стать их холуем? Нет, так люди не меняются... Я верю тебе, поэтому и открылся.

Впалые щеки Рудзянки расплылись в улыбке.

— Это, конечно, хорошо. Нельзя тратить веру в своих людей. Без веры в людей ничего не сделаешь.

На прощание они условились, что встретятся снова в воскресенье. Никита придет к Рудзянке в гости.

— Обязательно приходи, угощу. Ты ведь, должно быть, давно по-людски не ел.

Но Гурков не пришел. Рудзянку это очень обеспокоило: не переиграл ли он снова, не пронюхал ли Никита что-нибудь? А шеф уже знал, что Рудзянко напал на след подпольщиков, очень обрадовался и приказал ни на минуту не упускать жертву из поля зрения.

Никита, между прочим, во время встречи с Рудзянкой сказал, что работает сапожником на улице Свердлова. Рудзянко направился к нему. Мастерская помещалась в одноэтажном деревянном домике. В одной половине его кто-то открыл пивную, а в другой была та самая мастерская, где работал Никита. Еще до войны он был хорошим сапожником, и это очень пригодилось теперь, в тяжелую минуту. Кто бы мог подумать, что вот этот грязный, взлохмаченный, сутуловатый мастер совсем недавно был командиром Красной Армии?

Войдя в мастерскую, Рудзянко поздоровался с Никитой, как со старым знакомым. Попросил его забить пару гвоздей в каблук. Затем Никита вышел проводить Рудзянку.

— Что же ты не пришел, как обещал? А я и угощение приготовил неплохое...

Никита смутился:

— Что-то давно Клима не видел. Не приходил он ко мне. А без него я не хотел идти...

— Ну ничего, такую беду поправить можно. Жду тебя в следующее воскресенье...

— Хорошо. Однако наверняка обещать не буду. Если он заявится ко мне, тогда и придем.

— Договорились... Всего!..

Нужно сказать, Рудзянке очень везло на таких, как он сам. Шатаясь по рынку, он встретил еще одного из тех, кто лежал с ним в госпитале, — низкого, курносого, с круглым лицом, в черном пальто и черной шапке. Встретились они как родные, тискали друг другу плечи, хлопали по спине.

— Давай отойдем немного в сторону, — предложил курносый, — здесь слишком ушей много.

«Порядок! — обрадовался и Рудзянко. У него от неожиданной удачи приятно защекотало под ложечкой. — На ловца и зверь бежит...» Они сошли с рыночной площади и направились в сторону вокзала.

— Ты извини, друг, я забыл твою фамилию... — виноватым голосом сказал курносый.

— Обломов... Однако быстро ты забываешь...

— Что поделаешь, война отбивает память... С этими выродками поживешь, так и свое имя забудешь...

— Кого ты имеешь в виду? — осторожно спросил Рудзянко.

— Га, ты еще спрашиваешь! А тебе разве не опротивели эти надутые морды, которые унижают тебя на каждом шагу?

— Я никогда не думал, что немцы такие подлюги...

— А я разве иначе думаю? — заверил его Рудзянко. — Да я готов им зубами горло перегрызть. Всю жизнь искалечили, поломали... Сколько горя и слез человеческих... Бандиты, настоящие бандиты... А прикидываются создателями нового порядка...

Пока дошли до Добромысленского переулка, наговорились вволю. А сколько бранных, оскорбительных слов было сказано в адрес фашистов!

Однако своей квартиры Рудзянко все же не хотел показывать новому приятелю. Он подвел курносого к дому, в котором ночевал только раза два или три, и сказал:

— Я тут живу...

— Зайдем?

— Нет, не стоит... у хозяйки сегодня беда: дочка померла. Другим разом как-нибудь соберемся, поговорим. Давай через два дня встретимся на том же месте...

— Обязательно приду.

И они крепко пожали друг другу руки. А на следующий день хозяйка квартиры, о которой говорил Рудзянко, разыскала его и сообщила, что какой-то курносый в черном пальто приводил полицаев СД и все добивался, где Обломов.

«Будь они неладны, — ругался Рудзянко. — Куда ни ткнешься — везде шпики... Разве так можно работать?!»

Под Москвой гремели пушки.