Поначалу желание о мести, злость и даже воображаемый враг рядом, поддерживали в ней рвение к жизни, еще совсем недавно ей хотелось верить, что Советник однажды появится в ее камере, заберет ее с собой. Больше месяца ушло на обдумывание, смогла бы она покориться его воли в обмен на свободу. Решение давалось с огромным трудом. Сначала Саяна твердо решила, не продаваться ни за какие обещания, Фор был ей противен, и изменить это она не в силах. Спустя время, вслушиваясь в тишину, она стала понимать, что, скорее всего, согласилась бы на любые условия, только оказаться подальше от этих стен. Позже поняла, что не так уж он противен, нагловат, высокомерен, но с этим, пожалуй, можно мириться. Особенно, если над головой светит солнце, а под ногами мягкая трава.
Однажды, наемница проснулась ночью от удушья, она задыхалась, пыталась хватать ртом воздух, пищала что-то, переворачиваясь со спины. После этого случая она начала обратный отсчет, дав себе не больше года на то, чтобы дожить свой остаток. Такие приступы случались почти каждую ночь. Темнота давила все сильнее, медленно уничтожала изнутри.
Саяна думала, что в гильдии ее научили всему, она знала детально множество вещей, в эти мгновения поняла, как сильно ошибалась. Казалось бы, такую простую вещь она не знала – как вернуть желание жить или хотя бы выживать, как заставить себя встать, чтобы пройтись по своей темнице, умыться, подобрать поднос с едой и вернуться на прежнее место. Это оказалось сложнее, чем она думала.
В первый год удавалось поддерживать себя, заставлять. Второй год дался сложнее. Саяна надеялась, этот год станет для нее последним, она не хотела сойти с ума, биться об стены, орать, срывая горло. Она не хотела унижаться в последние минуты своей жизни.
Два дня назад она приняла решение больше не притрагиваться к еде и воде. И без того истощенный организм не протянет долго без этих крох. Ей оставалось потерпеть совсем немного.
На третий день началось головокружение и рвота, в горле пересохло, губы потрескались, из маленьких ранок сочилась кровь. Саяна слизывала кровь языком, ощущая металлический привкус. Прикрыв рот рукой, наемница глотала горячие слезы.
Она пыталась представить, как могла сложиться жизнь, заверши она два года назад свой контракт более успешно. В таком случае, она бы вернулась в гильдию. Не за тем, чтобы остаться. За контракт полагалась весьма приличная сумма золотом, могло хватить на безбедную жизнь на несколько лет. Это стал бы последний раз, когда она переступила порог дома наемных убийц. Никто и ничто не могло удержать ее. С гордо поднятой головой, Саяна пустилась бы в новую жизнь. В той жизни, она освоила новое ремесло, приспособилась к деревенской жизни где-то в глуши Маргдаара, обзавелась небольшим домом, собственным хозяйством, охотой промышляет себе на жизнь. Каждый вечер у ее очага жарится свежее мясо. Она напевает себе под нос, управляясь в поле по весне, в небе свободно парит Ратх, где-то вдалеке пасется Варонлас, любимы вороной конь, умнейшая животина. Прожорливый, но выносливый.
Тяжелая работа ее не пугает. Закалённое в боях тело легко справляется с мужской работой, между тем, она не забывает о тренировках. Меч, ранее славно служивший в бою, не пылится где-то в углу. Саяна берется за него каждый день, рано на рассвете, когда вся деревня еще только начинает пробуждаться. Поблескивающее на солнце острие рассекает воздух. Больше она не проливает людскую кровь.
Все эти жалкие картины быстро рассеиваются, когда в камеру с треском закидывают новую порцию пищи. Еще один день.
Девушка сильнее кутается в потертую ткань сюртука, в последнее время ей стало сложнее бороться с холодом. Наверное, от того, что холод шел из нее. В попытках обнять себя за плечи, чтобы хоть немного согреться, Сая заметила, как дрожат ее руки, явно не от холода. Неужели так подбирается смерть? Раньше она считала, что в последние мгновения все вокруг замирает, перед глазами проносится вся жизнь. Она начинает казаться такой короткой, в ее случае, особенно. Все обиды становятся таким детским глупым пустяком. Ей всегда казалось, что она найдет свою смерть в очередной драке. Ощущение конца будет быстрым, лихим. Она не успеет понять, что умирает. Но не так… Сейчас она полностью осознавала и ощущала происходящие изменения. Возможно, она бы испугалась, если б не провела два года в четырех стенах в полной тишине и темноте, в ее случае смерть кажется избавлением. Ни чем-то красочным или геройским, а просто холодной и бездушной мразью, которая подкрадывается к ногам, окутывая холодом, поднимается выше, заражает, истязает.
Саяна слабо улыбнулась одними уголками губ. Так и должно быть, вот ее судьба, сгинуть в аксэдовских подвалах, никто не узнает об этом, пока из камеры не завоняет ее разлагающимися останками. Может быть, тогда тюремщик полностью откроет дверь, в камеру ворвется свет свечи.
– Я сдаюсь, – тихо прошептала она в пустоту.