— Среди них есть те, кто уже работает на вас?
Лицо полковника непроницаемо.
— Эта информация тебе ни к чему, — говорит он.
Ни “да”, ни “нет”. Скриплю зубами, но принимаю ответ. Так в эти игры и играют.
— Хорошо, — перефразирую свой вопрос. — А до этого были?
А вот теперь в глазах полковника загорается нехороший блеск, и мне становится не по себе, а он уже кивает Брюнету:
— Пит, слайд 02265, покажи-ка нам.
И Питер показывает.
В первое мгновение мне кажется, что я вижу пугало, одно из тех, что фермеры ставят на своих полях для отпугивания ворон. Разумеется, на тех планетах, где достаточно тепло, чтобы обрабатывать эти поля.
Во второе мгновение в горле встает ком, потому что понимаю, что никаких пугал посреди квартала Нижнего мира быть не может.
В третье — я, наконец, понимаю, что обгорелое нечто, надетое на кол, когда-то было человеком.
— Поэтому не стоит тебе попадаться, — жестко резюмирует Коннери. — И признаваться им, если вдруг заподозрят. Они поступят так с любым, кто связан или был связан с нами. Раскаяние и чистосердечное не помогут.
Морщусь. Нелепое предположение.
А экран все еще демонстрирует фото распятого “пугала”, вынуждая отвернуться.
— Понял, — говорю сквозь зубы.
***
Следующие два дня настоящий ад. Коннери лично отводит меня к врачу, долго шепчется с ним за ширмой, а потом меня начинают проверять, простукивать и просвечивать со всех сторон. К вечеру мне кажется, что из меня выкачали на анализы половину всей крови.
Зато современные медикаменты Верхнего мира творят чудеса. У меня обнаруживают запущенный бронхит и вылечивают его всего несколькими уколами, так, что на следующее утро я впервые не захожусь кашлем, стоит мне глубоко вздохнуть.
Доктор, молчаливый мрачный тип, делает мне прививки от всевозможных болезней, периодически воздевая глаза к потолку и поражаясь, как мне удалось выживать без них.
Из медблока меня выпускают только вечером второго дня. Забирает снова лично Коннери, очевидно, опасаясь, что от врача Питер может узнать то, что ему знать не положено. Врач сдает меня из рук в руки и обещает, что ближайший год я даже не чихну, и вообще могу даже спать на снегу, и мне от этого ничего не будет.
Он говорит это с такой усмешкой, что мне хочется его ударить. Для него “спать на снегу” — всего лишь метафора.
Полковник отводит меня в комнату в полном молчании. Мне нечего ему сказать. А с его стороны все уже сделано и сказано. Полный инструктаж проведен.
Мне предстоит приходить в заброшенное здание на краю одной из центральных улиц каждое двадцать четвертое число каждого месяца. “Каждого месяца” звучит оптимистично, будто этих месяцев будет много. Впрочем, тот, кого превратили в пугало без поля, наверняка, считал так же.
Каждое двадцать четвертое число, в указанном здании я буду встречаться с Питером. Так как место дислокации Проклятых находится в Центральном районе, по мнению полковника, мне не составит труда уходить из лагеря ночью. У меня своя точка зрения на его “не составит труда”, но благоразумно придерживаю ее при себе, пока Коннери не передумал и не отменил сделку.
Если не появлюсь двадцать четвертого, Питер будет ждать еще два дня. Если не появлюсь и двадцать шестого, значит, меня уже нет.
А вот это уже похоже на правду. Если проколюсь на чем-нибудь, меня порешат быстро, и вряд ли обо мне вообще кто-нибудь здесь вспомнит. Для эсбэшников я всего лишь расходный материал, такой же шанс, как и они для меня. И если этим шансом не удастся воспользоваться, что ж, мы все останемся при своем.
***
Весь следующий день провожу в комнате, так как решено вернуть меня в Нижний мир под покровом темноты.
Беспокоит меня только Питер, который приносит новую одежду.
— Это не мои вещи, — хмурюсь, рассматривая стопку, которую он водружает на кровать.
— Эта лучше, — сегодня у Брюнета вновь отличное настроение.
Лучше-то лучше, но мои вещи были настоящим тряпьем, не хватало проколоться на такой мелочи. Но, кажется, думаю о сотрудниках СБ слишком плохо. Одежда выглядит потрепанной и тонкой.
— В нее вшиты специальные нити, помогающие сохранить тепло тела, — гордо поясняет Питер. — А ботинки влагонепроницаемые.
— Здорово, — бормочу без энтузиазма.
Вроде бы, все сказано, но Пит мнется на пороге.
— Ты что-то хотел? — не то чтобы мне улыбалось вести с ним длительные беседы, но грубить почему-то желания нет.
— Можно вопрос?
— Валяй.
— Почему ты не попросил Коннери хотя бы организовать встречу с отцом? Он на другом континенте, но на флайере это два часа лёту, полковник мог бы устроить.
В глазах парня искреннее недоумение, а я не знаю, как ему объяснить. Тому, кто не был на моем месте, не понять, да и незачем.