Рук (ЛП)

Я не строю планы. С тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, я отказываюсь заглядывать дальше, чем на несколько дней вперёд. Меня всегда манила неизвестность, и кроме того… какой смысл ждать будущего, когда у тебя в любой момент могут отобрать свободу? Но с Сашей всё иначе. Я позволил себе заглянуть за следующую неделю. Следующий месяц. Даже следующий год. Я позволил себе представить жизнь с ней, и это была хорошая жизнь. Я не сдамся. Я отказываюсь, чёрт возьми. Я перестану работать на подпольную элиту Нью-Йорка. Я откажусь от денег. Я откажусь от восторга и адреналина. Я откажусь от всего, прежде чем жертвовать шансом сделать её счастливой.

Саша встречается со мной взглядом и не отводит глаз. В моей голове формируется план во время кратких моментов, когда мы смотрим друг на друга. Это ужасный план, но придётся его выполнить. Я оставил своей пистолет в «Скайлайне». Но у меня ещё остались метательные ножи, которые я взял из запасной сумки в доме. Мне только придётся надеяться, что прицел у меня хороший.

— Насилие не всегда ответ, — как ребёнку отвечает Джерихо. — И в любом случае, кто знает, где побывала её щель. Она выглядит немного… поношенной, — он проводит рукой по щеке Саши, и она морщится, с отвращением на лице. Во мне просыпается жажда крови, и она сжимает меня. Я никогда не испытывал такой ярости. Он не должен прикасаться к ней. Он не должен говорить о ней. И всё же, я не даю этим ублюдкам то, чего они хотят. Я дышу сквозь сумасшествие, которое приносит моя злость, и показываю рукой знак. Знак, который увидит Саша, который будет для неё что-то значить.

Она показала мне этот жест в кровати прошлой ночью. Она обвила руками колени, её волосы были тёмным вьющимся водопадом шоколада, корицы и мёда вокруг лица, обрамляя её грусть. Динозавр. Слон. Обезьяна. Птица. Но не просто птица. Утка [37] .

Я поднимаю вместе указательный и средний пальцы и стучу ими по подушечке большого пальца. Я не подношу руку к лицу. Это будет слишком очевидно. Но Саша видит. Годы воспитания сына и разговоры с ним на языке жестов сделали её восприимчивой даже к малейшим движениям рук. Она в шоке смотрит на меня; она понимает, чего я от неё хочу, но не выглядит довольной этим. Она медленно качает головой, в её глазах собираются слёзы. Я стою ровно. Она напугана, я знаю, но она смелее, чем думает. Она может это сделать.

Джерихо смотрит на Сашу со злобной, садистской улыбкой.

— Я могу вырезать ей лицо. Может, это смягчит для тебя удар, Куэрво. Если она будет изуродована, может быть, тебе будет на неё насрать.

— Я использую это лезвие на тебе, — мрачно говорю я. — Я отрежу твой чёртов член и выброшу его в реку. Потом я дам Саше воткнуть этот нож тебе между рёбер и буду улыбаться, пока она смотрит, как ты умираешь. Как это звучит?

— Мне кажется, ты размечтался, друг мой.

— Полагаю, мы это узнаем, верно? — я двигаюсь быстро. Ни Джерихо, ни Альфонсо не готовы к ножу, которым я разрезаю воздух. Серебряная вспышка кружится через падающий снег, а затем втыкается лезвием сбоку в шею Альфонсо. Саша делает, как я велел, и нагибается; ей не нужно, чтобы я кричал указания. Джерихо воет от ярости и хватает её, но он сорокапятилетний неудачник, который слишком много пьёт и курит, а я боксирую по три часа в день и бегаю по лестницам. Моё тело врезается в его раньше, чем он успевает до неё добраться. Он врезается в высокие железные перила позади себя, а затем я бью сжатыми кулаками по его лицу, снова и снова, не останавливаясь, когда ломаю ему нос, и даже когда чувствую, как разбивается его глазница. Я не останавливаюсь, пока в воздух действительно не летят маленькие кусочки костей, и Джерихо издаёт тошнотворный бурлящий звук из глубины горла.

— Рук? Рук, остановись, пожалуйста, — Саша кладёт на меня руки. Она хватает меня за плечи, пытаясь оттянуть от тела на земле. Она кричит. Когда я разворачиваюсь, Альфонсо держит её за горло и поднимает так, что её ноги болтаются в воздухе.

Ни. За. Что.

Я мчусь к нему, но не врезаюсь так, как только что в Джерихо. От этого может пострадать Саша. Я берусь за нож, который по-прежнему торчит у него в шее, и выдёргиваю его.

— Чёрт! Ты грёбаный… — слова Альфонсо обрываются из-за крови, которая заполняет его горло. Но он огромный ублюдок. Он не отпускает Сашу и не сдаётся. Я беру его за шею, а затем вонзаю лезвие обратно в его тело. Но на этот раз в ухо. Я втыкаю кончик прямо ему в ухо. Это как щёлкать выключатель. В одну секунду его лицо искажено яростью, а в следующую — уже пустое, и он опускается на колени.

— О боже. Чёрт возьми. Боже, — Саша закрывает рот руками. Она в шоке. Её кожа белая как мел, и пальцы дрожат. Она смотрит по сторонам моста, по её щекам текут слёзы. — Что… что нам делать… — заикается она. — Я не знаю, что мы должны делать…