Рука

— Не сходите с ума, Мона… Вы отлично знаете, что мы всегда относились и к Рэю, и к вам как к членам нашей семьи…

Я быстро поел, ощущая всевозрастающую неловкость. Вставая из-за стола, я заявил:

— Пойду взглянуть, нельзя ли привести машину домой…

Я надел канадку, сапоги, меховую шапку. У меня было такое чувство, что Моне хочется предложить проводить меня, чтобы освежиться, но она не решается.

Люди там, внизу, работали с большой тщательностью, потому что именно на том месте было больше всего шансов обнаружить тело.

Я пошел по траншее, дно которой обледенело и стало скользким. На воздухе я сразу почувствовал себя лучше, да и вид привычной, пусть и несколько изменившейся окрестности действовал на нервы успокаивающе.

Они отодвинули мою машину к обледеневшей ограде, и она все еще была вся засыпана снегом. С ветрового стекла пришлось сколоть обледеневший снег. Я не представлял себе, заведется ли мотор. Мне казалось, что прошло уже так много времени и в машине должны были произойти какие-то необратимые нарушения.

Но «Крайслер» завелся как ни в чем ни бывало, и с предосторожностями мне удалось довести его до гаража, маленького деревянного строения, покрашенного в белый цвет и стоявшего напротив сарая.

Мне пришлось отгребать лопатой снег от ворот гаража, открыв которые я сразу увидел спортивный «Линкольн», на котором Рэй и Мона приехали в прошлую субботу из Канады.

Поставив свою машину в гараж, я направился в сарай, огромная дверь которого окончательно повалилась внутрь. В сарай набилось много снега, но он не достигал до скамейки. Я посмотрел на землю.

Окурки исчезли.

Вернувшись домой, я первым долгом хотел взглянуть в глаза жене, и она не отвернулась от меня, а спокойно встретила мой ищущий взгляд. Но что мог я прочитать в ее глазах?

— Да!.. Я знаю!.. Я подозревала это… Когда ты отвечал Олеену на его вопрос о сарае, я все поняла…

Я пошла туда и приняла меры, чтобы другие удостоверились…

Чтобы они не удостоверились в моей подлости? Думает ли она, что я из позорной трусости укрылся в сарае, испугавшись возможности заблудиться в пурге?

Почему же в таком случае не читаю я презрения в ее взгляде? Но и жалости в нем нет. Гнева тоже. Ничего.

Нет! Есть в ее взгляде любопытство.

Она едва выговорила:

— С машиной не было затруднений?

— Нет…

— Ты не поедешь в контору?

— Я позвоню Элен, чтобы она забрала на почте корреспонденцию…

Впрочем, вряд ли почтовые машины могли нормально циркулировать…

Мы говорили обо всем этом для отвода глаз. Она видела, что я ходил в сарай. Значит, мне уже известно, что она убрала оттуда окурки.

Посуда была уже вымыта. Все трое, мы смотрели друг на друга, не зная, куда себя девать и чем заняться. Мона чувствовала, что между нами что-то происходит, и смущенно сказала:

— Пойду уберу свою комнату…

Приходящая работница не явилась. Она жила за холмом, а дорога в ее поселок проходит лесом, вероятно, ее еще не расчистили.

— В конце концов, почему бы мне не съездить в контору?..

Было совершенно невыносимо сидеть взаперти и ждать, пока люди там, внизу, обнаружат тело. Я вывел машину, которую только что поставил на место.

Выехав со своего участка, я обнаружил, что дорога довольно хорошо расчищена, и заметил следы многих, уже проехавших по ней машин. Главная дорога выглядела почти нормально, за исключением высоченных валов снега по обочинам.

Торговцы, вооружившись лопатами, проделывали в снегу траншеи к входам в свои магазины. Почта была открыта, и я вошел туда, приветствуя привратника обычным жестом, как будто ничего особенного за это время и не произошло.

В нашем почтовом ящике я нашел всего несколько писем и пачку проспектов. Потом я направился в свою контору.

Там тоже ничего не изменилось. Хиггинс сидел в своем кабинете и удивленно уставился на меня.

— Значит, его наконец нашли?

Я нахмурил брови.

— Я говорю о вашем друге Сэндерсе… Они все еще прочесывают снег?..

Пять лет назад мы построили на месте старой конторы кокетливое здание из розового кирпича с окнами, облицованными белым камнем. Дверь тоже выкрасили в белый цвет. Здание окружал хорошо содержащийся газон, которого сейчас, разумеется, не было видно, но который ежегодно зеленел пои первых теплых лучах в середине или конце марта.

Элен, наша секретарша, стучала на машинке и, не отрываясь от работы, поздоровалась со мной.

Все было спокойно, размеренно, мои книги по юриспруденции стояли на своих местах в шкафу красного дерева. Стрелки электрических часов скользили бесшумно.

Я уселся в кресло и стал один за другим вскрывать конверты.

— Элен…

— Да, господин Додд…

Ей двадцать пять лет, и она довольно хороша собой. Это дочь одного из наших клиентов, подрядчика по строительству каменных домов, полгода назад она вышла замуж.

Будет ли Элен продолжать работать у нас, если у нее появится ребенок?

Она уверяла, что будет продолжать, Я в этом не столь уверен и предвидел, что придется искать ей замену.

Продиктовал три малозначительных письма.

— Остальная корреспонденция для Хиггинса…