Рука для босса

— У меня никогда не было елок на Новый год, только на корпоративных вечерах, — счастливая, радостная, в душе Оксаны возрождался необласканный, ждущий чудо ребенок. Маленькая девочка, провожающая старый год в шкафу, с фонариком, с книгами по географии, выбирая таким образом место, где хочется жить, далеко-далеко от криков и злости, подальше от зависти и ненависти, конкуренции и болезненных ушибов… Смотрела картинки разных-разных странах, перелистывала страницы, находила графу «язык» и принималась узнавать его, чтобы научиться говорить, чтобы ее понимали, слышали и общались с ней. Такая мелочь как елка, о которой говорили другие дети, которую показывали в фильмах, пушистая елочка стояла рядом с ней; пахли ее иголки, ждущие, когда на их веточки повесят гирлянды и парочку небольших шаров.

Звучала новогодняя музыка, звучали корейские и китайские песни, возвращавшие воспоминаниями о чужбине, ставшей ей Родиной, чем вся России в то время. Такова была ее жизнь последние семнадцать лет.

— Теперь будет каждый год.

— Каждый? — с волнением прошептала Оксана, еще до конца осознавая его намерений, его фразы со словами «всегда», «каждый», «следующий». Продолжение, вечность, прочность. Мужчина — фундамент.

— Каждый, — с полностью уверенностью кивнул. На лице расцвела сама дивная улыбка, какую только он видел! Она поверила ему. Поверила в тепло, в прочность, в искренность. Лбом бодалась о его плечи, льня к его телу. Оказалась будто феей перед его взором, отвлекая от растопки камина. — Ты хотела еще салаты.

— Побудешь моими руками?

— Болят?

— Нет, — помотала головой и растянулась в еще более широкой улыбке, — просто побудь. Хочу, чтобы ты управлял ладонями, как когда-то.

— Можно, — поднялся и зашагал на кухню. — Оливье. Греческий. И со стеклянной лапшой…

— Да… стеклянная… я ее просто объелась в Китае, — и начала рассказывать про свои гастрономические похождения на первую зарплату или как директор отдел дал своему помощнику карточку и сказал «обед за мой счет». — Это показывает расположение начальника. Для голодного вечного студента самое то, — они рвали листья салата, варили лапшу, чистили ингредиенты, резали, кромсали, переплетая руки, целуясь, пробуя с пальцев, облизывая их. Все это напоминало танго для пальцев, страстный простой танец, не оставляющий равнодушным никого. Их пальцы становились продолжением партнера, учились доверять, отдаваться во власть другого. Это было похоже на игру музыканта.

— Сыграешь мне когда-нибудь? Нужно знать, чем ты занимаешься на уроках.

— О, это ревность?

— Просто любопытство.

— Ну ладно. Когда-нибудь.

Курица запекалась. Салаты умещались в холодильнике и жаждали, когда окажутся на столе. Закуски перекладывались на сносные тарелки, которые входили в комплектацию дома. Сервировался стол. Плед уже лежал на диване готовый к использованию, а мужчина расставлял свечи наверху, с легким волнением готовил постель, держа при себе заветную коробочку, и мялся с ноги на ногу, пока его ни позвала Оксана украшать елку.

Глава 43

Глава 43

За городом быстро потемнело. Включились фонари. Несмотря на чернь, на гремящие с города салюты, в коттедже, стоящего почти у самого леса, было спокойно и тепло: по кружкам разливался черный чай с бергамотом, пахла запекающая курица, вился аромат мандаринов. В таком уюте не хотелось ни вин, ни шампанских, а только что-то теплое и приятного на вкус. На первом канале как всегда шел какой-то концерт, который слушали фоном, да и чтобы знать, когда наступит Новый год.

Аркадий отсчитывал часы до нового года, до дня рождения Оксаны и до момента, когда сделает ей предложение. Женщина надевала платье, чтобы выглядеть изящно и празднично, наносила полузаметный марафет, подчеркивая им глаза и губы, а он пил чай, сжимал коробочку в кармане и вслушивался в треск дров. «Может, дом построить? Как у бабы Любы, но где поменьше грядок… А то так хорошо… никто не достает», говорил про себя, вслушиваясь в прекрасные зимние звуки и скрипение досок под стопами Оксаны.

Простое голубое платье с пышной юбкой и легкий шарф на плечах, чтобы не замерзнуть. Она была прекрасна. Хороша, в своем прекрасном зрелом возрасте и обещала цвести долго; и плевать, что говорили сверстники на форумах. Плевать на кризис среднего возраста.

Пивного живота нет, лысины еще нет, так, может пару седых волосков, но что поделать? Возраст, нервы, переживание за сына, за Оксану, за себя. Не дурак. Не дурен. Успокаивал себя. И выглядит лучше, чем ровесники. И желание есть. И потенция пока не беспокоит.

Очень не хотелось думать о конкурентноспособности, в особенности с рядом цветущей женщиной, благоухающей морозным парфюмом, приятно щекочущим ноздри. Волосы были завиты в большую шишку, овитую чем-то простым, держащим форму, так что шея была полностью в его власти.

— И как я тебе?

— Хороша.

— И только?

— Хо-ро-ша.

— Мельчают комплименты, мельчают, — вздыхает театрально и позирует греческой статуей.

— Как я тебе?