— Это «F1-11», — сказала она так, словно речь шла о хорошо знакомом ему явлении. — Американские бомбардировщики, — пояснила она, видя, что Аргайл не силен в авиационной терминологии. — Их военная база находится в пяти милях отсюда, и трасса проходит как раз над нами. Когда им охота пошалить, они подлетают совсем близко к дороге и демонстрируют нам, какие они бравые ребята. Только чертовски шумные, правда?
— А что, разве некому их остановить? Ведь от такой вибрации дом просто рухнет.
Миссис Верней показала ему глубокую трещину, протянувшуюся по торцу дома.
— Сейчас я как раз пытаюсь доказать американцам, что эта трещина появилась по вине их пилотов, и хочу, чтобы они оплатили мне ремонт. На самом деле эта трещина появилась еще до того, как родились братья Райт, но это не важно. Если повезет, я добьюсь, чтобы американцы признали свою вину до того, как уедут отсюда.
— Уедут куда?
Она пожала плечами:
— Наверное, туда, откуда приехали. База закрывается: они считают, нас больше не от кого защищать. В общем, полный крах.
— Почему? Здесь станет намного тише.
— Да, в этом вся и проблема. Понимаете, из-за шума здесь пока никто не хочет селиться, а если американцы уйдут, Уэллер опять превратится в спальный район Лондона. Кроме того, американцы были невероятно щедрыми. Им так хотелось нам понравиться, что они за свой счет поставили двойное остекление в каждом доме Уэллера, представляете? Они положили новое покрытие на всех дорогах, по которым ездят их грузовики, и регулярно проводят праздники для местной детворы, вывозят их на экскурсии. Чудесные люди. Мне они нравятся гораздо больше, чем местная администрация. И вот — кончен бал… Мы виним во всем русских — их совершенно перестали бояться. Входите.
Переваривая этот весьма своеобразный геополитический анализ, Аргайл прошел вслед за миссис Верней в большие деревянные двери с облупившейся краской и оказался в просторном холле. Он терпеливо ждал, разглядывая дырки от древесного жучка в обшивке стен, пока миссис Верней довела себя до нужной кондиции и, связавшись по телефону с командованием базы, начала гневно протестовать против того, чтобы их пилоты использовали ее дендрарий в качестве своего полигона.
— Еще хотя бы раз, полковник, если такое случится… — грозно предупредила она. — Ну а теперь, — как ни в чем не бывало сказала миссис Верней, положив телефонную трубку на место, — чай. И разговоры. Но сначала чай.
Спустившись по темной лестнице в кухню — такую древнюю, что ее можно было целиком перевезти в качестве экспоната на выставку эдвардианской эпохи, хозяйка принялась заваривать чай.
— У меня нет современного оборудования, а в поселке нет прислуги, которая умела бы обращаться со старой плитой, — сказала она, заметив удивленный взгляд молодого человека. — Это просто какой-то кошмар. Я здесь только и делаю, что меняю перегоревшие пробки. Поразительно, как быстро начинаешь разбираться в электричестве, став землевладельцем.
— Я думаю, это у вас в крови.
— Не скажите, все мои родственники — абсолютно неприспособленные люди. Дядя Годфри — кстати, это он довел поместье до нынешнего плачевного состояния — умер, свалившись с табуретки, это произошло около пятнадцати лет назад. Его дочь, моя кузина, тоже не умела следить за домом. Она умерла прошлой зимой, и этот проклятый мавзолей достался мне в наследство. Не могу сказать, что испытала чувство благодарности от такой щедрости. Да, еще она завещала мне свою собаку. День, когда я стала наследницей Уэллер-Хауса, стал худшим днем в моей жизни. Хотя собака мне нравится.
— Но ведь вы не обязаны здесь жить? Разве нельзя заколотить этот дом и переехать в небольшой комфортабельный коттедж?
Она тяжело вздохнула, заливая кипятком чайник размером с ванну.
— А кто будет менять перегоревшие пробки? Чинить прохудившуюся крышу? Прочищать засор в канализации? Если эту вычурную рухлядь оставить без присмотра, она развалится через неделю. Конечно, я думала о переезде, рассматривала разные варианты. Например: застраховать дом на хорошую сумму, устроить пожар и с заплаканным лицом получить свои денежки. Аргайл уселся за стол и рассмеялся.
— Но они ведь моментально вычислят меня, верно? А я не собираюсь провести остаток жизни за решеткой.
— А нельзя кому-нибудь передать этот дом?
Мэри Верней фыркнула:
— Кому? Я — единственная из Бомонтов, кто заработал хотя бы пенни. Уж если у меня не хватает средств, то у остальных моих родичей не хватит и подавно. И отдадим им должное, у них у самих хватит ума отказаться от такого подарка.
— А Национальный трест
[4]?— Они бы взяли его под свою опеку, но без долгов. А долгов у меня уйма. Так что положение безвыходное. Если только на меня вдруг свалится куча денег… Как прекрасно устроен этот мир, правда? Полагаю, у вас не найдется парочки лишних миллионов? А то мы бы могли сделать из этого поместья суперсовременный центр для проведения конференций или роскошный дом престарелых. Эх, мы бы уж выкачали из старичков все до последнего пенни!
— Нет, это не мое.
— Жаль.
— А детей у вас нет?